в условиях тревоги, надежды и неожиданных взаимодействий, вызываемых риском, что вряд ли способствует здравому смыслу.
Но получив приказ готовиться к войне, генералы рассчитывают планы кампаний и мобилизуют ресурсы. На этой фазе доминирует логистика квартермейстеров, и она в высшей степени расчетлива. Затем происходит соприкосновение с противником, и начинается настоящий ад. Как мы видели, бой воспринимается солдатами как страшный хаос - от свирепой рубки тел друг друга в ранней истории до современной бессердечной войны, в которой солдаты отстреливаются на расстоянии, не поднимая головы, но будучи уязвимыми для случайной смерти, настигающей с неба. Тщательно продуманные планы редко удается реализовать из-за неожиданного поведения противника или непредсказуемого рельефа поля боя - "трения" боя Клаузевица и "скрытых причин" исхода Ибн Халдуна. Различным полководцам, в том числе Гельмуту фон Мольтке Старшему и Наполеону, приписывают изречение "Ни один план операций не распространяется с полной уверенностью на период после первого столкновения с основными силами противника". Исход шести из семи крупнейших сражений Столетней войны был обусловлен непредвиденными условиями местности или действиями противника. Большинство побед в сражениях Гражданской войны в США не были результатом первоначальных стратегий. Мелкие столкновения американских подразделений во Второй мировой войне, ярко описанные С.Л.А. Маршаллом, были решены неожиданным рельефом местности или диспозицией противника, ошибками, острыми или удачными решениями, храбростью небольших групп. Решение о войне подчиняет правителей, генералов и солдат переменчивой судьбе битвы. Сегодня отсутствие предсказуемости очевидно в Эфиопии, Йемене, на Украине.
Я напомню о степени расчета средств в моих основных исторических примерах. Римский сенат долго обсуждал решения о войне и мире; он сосредоточивался на экономической выгоде, которую могла принести война, а не на стоимости человеческих жизней. Были и отклоняющиеся от нормы случаи, такие как войны Цезаря в Галлии и Британии, от которых не ожидали прибыли. Здесь основными мотивами была внутренняя политика: большинство сенаторов хотели, чтобы Цезарь находился далеко, где он не мог бы разжигать смуту в Риме, в то время как фракция Цезаря хотела, чтобы он командовал легионами за границей, а затем возвращал их для разжигания смуты в Риме (что он, собственно, и делал). Сенаторы редко сомневались в военной победе, поэтому обсуждение военных шансов сводилось к вопросу о том, сколько легионов следует мобилизовать. Война обычно одобрялась, если только ревность не мешала соперничающему сенатору получить возможность командовать армией или если не велись другие войны, что оттягивало ресурсы. Иногда сенаторы проявляли излишнюю самоуверенность, что приводило к поражению. Но в ответ на это сенаторы устремлялись вглубь людских ресурсов и в конце концов одерживали победу, как это было в Пунических войнах. Конечный процент успеха в войнах, инициированных римлянами, был высоким. Однако война для римлян не была "выбором" - это было то, что римляне делали в силу своих милитаристских институтов и культуры. Для карфагенян, напротив, более важной была цель получения экономической прибыли, и они не шли на такие жертвы ради военных целей. Поэтому они проиграли Пунические войны и были уничтожены.
Правители двух бывших варварских династий Китая - Юань и Цин - вели себя как римляне. Они также могли зарываться в ресурсы глубже, чем их противники, поскольку милитаризм был заложен в их институты и культуру. Военная мощь изменила структуру трех других источников власти. Как и в Риме, война считалась самым верным путем к богатству, политической власти, статусу, чести и славе. Война - это то, что делали монголы и маньчжуры, ацтеки (в меньшей степени инки) и арабские завоевательные династии при каждом удобном случае или оскорблении. Они продолжали агрессию до тех пор, пока не достигали гордыни, которую иногда вызывали пустыни, джунгли или океаны природы. В конце концов это заставило их предпочесть дипломатию и мир - реализм отложенной реакции. До этого времени правителей сдерживал скорее институционализированный милитаризм, чем расчет. Но, возможно, мои довольно агрессивные примеры - Римская республика, монгольские, маньчжурские, ацтекские и арабские династии - были нетипичными.
Поэтому я рассмотрел две более мягкие китайские династии Сун. Первый император династии Сун, Тайцзу, был образцовым реалистом, вел и выигрывал наступательные войны после осторожных первых проб, чтобы проверить, насколько вероятна победа, и тщательно накапливал достаточные силы. Однако его преемники начали шесть наступательных войн, в результате которых добились лишь одного успеха, одной дорогостоящей ничьей и четырех поражений. Мешали рациональному расчету праведный ревизионизм, требовавший возвращения "потерянных территорий", попытки отвлечь внимание от внутриполитической борьбы за власть, непомерные амбиции императора или неправильный выбор союзников, как в решающих финальных войнах двух династий (единственная крупная геополитическая причина). Другие правители Сун предпочитали мир или оборону агрессии не столько из-за слабости, сколько из-за стремления к экономическому и социальному развитию, следуя либеральным, а не реалистическим установкам, отдавая предпочтение дипломатии, культурному сотрудничеству, производству и торговле. Напротив, последние императоры династии Сун (как и последние императоры династии Мин) были относительно слабыми, но ускорили крах, нанося импульсивные удары, отрицая свою слабость, вместо того чтобы пойти на уступки. Сун представляет собой неоднозначную картину.
По словам Луарда, большинство европейских правителей в период с 1400 по 1940 г., начинавших войны, проигрывали их. Он, конечно, преувеличивал, не считая, что правители тщательно рассчитывали средства, но война - это в основном то, что делал средневековый правитель, когда чувствовал себя обиженным или честолюбивым, когда отвлекал буйство младших сыновей или укреплял свою собственную власть внутри страны. Эти мотивы, а также жажда статуса, чести и славы диктовали необходимость созыва баронов, взимания налогов или займов и отправления в бой с тем количеством войск, которое появлялось и которое правитель не мог предсказать. И снова война была не столько выбором, сколько тем, что правитель был вынужден делать в конкретных условиях. Позднее европейские правители обзавелись профессиональными армиями и флотами, но все же в основном они воевали, когда чувствовали себя ущемленными или амбициозными. Это не всегда было вопросом "выбора", поскольку конфликтные позиции могли перерасти в непреднамеренную войну. С XVI века началась волна неомеркантилистских морских войн с материальными целями и убеждением, что в международной экономике действует принцип нулевой суммы: если одна страна выигрывает, то другая должна проиграть. Это было более расчетливо, хотя в этот период велись и идеологические войны, сначала религиозные, затем революционно-националистические. Наконец, европейцы начали глобальные имперские завоевания, в которых жажда наживы сливалась с праведными идеологиями цивилизационного и расового превосходства.
В Первой мировой войне ни один из агрессоров изначально не ставил перед собой экономических целей. Вместо этого они требовали статуса в геополитической системе и чести защищать союзные государства-клиенты, чтобы обеспечить выживание своих династий (хотя немецкие правители надеялись
