- одни выигрывали, другие проигрывали, и подчеркивают опустошение регионов, в которых велись кампании. Разумеется, эти данные далеки от совершенства, и экономические последствия войны нуждаются в дальнейших исследованиях. Я попытался закончить свои примеры, примерно прикинув, кто выиграл, а кто проиграл. Как правило, проиграли больше, чем выиграли. С учетом того, что война убивает миллионы людей, я пришел к выводу, что большинство войн бессмысленны и нерациональны как с точки зрения средств, так и с точки зрения целей. Почему же их все же так много?
Политическая власть: Чье решение?
Большинство решений о войне, независимо от того, принимаются ли они представительной демократией, олигархией, монархией или диктатурой, принимаются небольшой группой правителей, советников и других влиятельных лиц, а иногда и одним монархом, диктатором, премьер-министром или президентом. Демократии во внешней политике очень мало. Крайний потенциальный случай, который, к счастью, еще не реализован, - единоличное право американского президента выпустить ядерные ракеты, способные уничтожить мир. Это можно сказать и о Путине, и о Си. Недавним примером последовательного единоличного правления Соединенных Штатов был Джордж Буш-младший. Его личное стремление к войне в Ираке обсуждалось в главе 14. Решения принимались правителями и их приближенными, а не нациями или капиталистическим классом, исключение составляют влиятельные колониальные банкиры и купцы, представители оружейной промышленности и медиабароны. Большинство капиталистов предпочитают вести бизнес в мирных условиях, но они быстро приспосабливаются к способам извлечения прибыли из войны. Как я показал в главе 10, вопреки мнению большинства политологов, современные представительные демократии не менее склонны к войне, независимо от того, была ли это война против других демократических государств, если учесть все их небольшие колониальные войны и прямую демократию, характерную для многих коренных народов. В идеале демократия должна иметь значение, но на практике принятие внешнеполитических решений не слишком демократично.
Люди редко становятся виновниками войн, но не потому, что они добродетельны, а потому, что они почти не заинтересованы в них в любом смысле этого слова. Они не видят, что на карту поставлены их личные интересы, и не интересуются иностранными делами. Представительная демократия включает в себя сотни выборных лиц, заседающих в парламентах и принимающих законы. Однако их переизбрание зависит от их избирателей, и поэтому они зеркально отражают отсутствие интереса к внешней политике. Например, в Конгрессе США мало кто из представителей и сенаторов проявляет интерес к внешней политике. Они оставляют ее комитетам по иностранным делам. Если их председатели и уважаемые члены комитетов согласны с администрацией, то внешняя политика проводится "резиновым штампом", если только не вмешиваются влиятельные группы интересов (или грубое нарушение прав человека не провоцирует их на морализаторскую риторику). Именно поэтому голосование в Конгрессе за войну в США было таким однобоким. В этой стране множество аналитических центров дают свои рекомендации, но голосование в Конгрессе свидетельствует о том, что диссонирующие советы игнорируются.
Конечно, общественное мнение играет определенную роль в большинстве современных обществ (реже - в больших исторических обществах), но, как правило, оно в определенной степени манипулируется политическими лидерами, укоренившимися группами корыстных интересов и медиабаронами. В условиях обострения геополитических отношений конфликты становятся нормализованными, а внешние угрозы - "национализированными", в том смысле, что общество, не обладающее достаточными знаниями в области внешней политики, можно довольно легко убедить в том, что на кону стоят национальные интересы, как утверждают его лидеры. По мере приближения войны и ее начала обычно возникает менталитет сплочения вокруг флага, который длится достаточно долго, чтобы убедить лидеров в том, что общество действительно хочет войны. Иногда в результате возникает сложное взаимодействие между лидерами, корыстными интересами, СМИ и общественностью, но инициатива в принятии решений практически всегда остается за лидерами.
Демократия - желательная система для решения внутренних вопросов, в которых заинтересован народ. Но демократия не оправдала себя при принятии решений о войне и мире. Народ мало что знает о "враге", кроме того, что ему говорят правители. В прошлом люди воспринимали войну как защиту своего господина или монарха. Повиновение было их долгом, подкрепленным институционализированными ритуалами и принуждением. Сегодня люди часто отождествляют себя с нацией и ее правителями, поэтому их можно убедить, что даже агрессивная война - это самооборона или что враг - это зло. Американцы на какое-то время и россияне в условиях жесткой цензуры поддержат войну, объявленную самообороной или добром против зла, а лидеры неизменно утверждают и то, и другое.
В некоторых обществах мужчины были зависимы от войны (а женщины воспринимали эту зависимость как норму), как, например, некоторые скотоводы на севере Евразии и Ближнем Востоке. Решения о войне принимались ханом или эмиром и его приближенными, но при этом существовал народный энтузиазм в отношении войны. Однако более широкое распространение в истории человечества получил распространенный в патриархальных обществах, в том числе и в нашем, этос мужественности и мужественности, который для большинства мужчин сводит на нет любые мирные наклонности, причисляя их к трусости. Это особенно сильно действует при мобилизации солдат, когда решение о войне уже принято. На этом этапе женщины часто становятся соучастницами этоса мужественности - по крайней мере, мужчины считают их таковыми и поэтому считают, что должны доказывать им свою мужественность. Страх продемонстрировать трусость в глазах товарищей и женщин играет важную роль в том, что мужчины выдерживают ужасы сражения, как мы неоднократно видели в главах 11-13. Возможно, это и было самой популярной опорой милитаризма.
В некоторых обществах квазипредставительные решения о войне принимались гораздо большим числом людей. В некоторых греческих городах-государствах решения принимались всем составом граждан - 20-40% взрослых мужчин. В некоторых ранних шумерских городах-государствах, вероятно, участвовали многие. Они были в штате Тлакскала (Мексика) в 1519 году и у многих коренных американских народов. Более ограниченным было участие граждан в народных собраниях Римской республики и в либеральных демократиях ХХ века. Современные опросы общественного мнения могут создать впечатление, что у большинства людей серьезные взгляды на вопросы войны и мира, а политики, "действующие жестко", могут завоевать поддержку населения до того, как реальность войны станет очевидной. Однако это, как правило, бумажные настроения, которые легко разрушаются самой войной. Некоторые секционные интересы действительно выступают за войну или мир, а некоторые слои населения охотно поставляют солдат, поскольку отсутствуют альтернативные каналы продвижения по службе, как, например, перепредставленность белых офицеров-южан и афроамериканцев в американских войсках или роль гуркхов в британских армиях.
Однако даже в представительных государствах решения о войне принимались манипулирующими правителями при содействии групп специальных интересов и податливых СМИ (там, где они существуют). В Римской республике сенаторская элита манипулировала народными собраниями, подталкивая
