class="p">
Интерпретация: В 1660 году духовенство составляло 3,3 процента взрослого мужского населения Франции, а дворянство - 1,8 процента, что в общей сложности составляло 5,1 процента для двух доминирующих классов трехфункционального общества. В 1880 году брамины (древний класс священников, по данным британской колониальной переписи) составляли примерно 6,7 процента взрослого мужского населения Индии, а кшатрии (древний класс воинов) - примерно 3,8 процента, в общей сложности 10,5 процента для двух доминирующих классов. Источники и серии: piketty.pse.ens.fr/ideology.
Мы также узнаем, что оценки численности этих трех классов сами по себе являются сложными социальными и политическими конструкциями. Они часто являются результатом попыток новых государственных властей (абсолютных монархий или колониальных империй) изучить духовенство и дворянство или провести перепись колонизированного населения и составляющих его подгрупп. Эти усилия дают знания, но в то же время являются политическими актами на службе социального господства. Используемые категории и получаемая информация говорят нам столько же о политических намерениях авторов исследования, сколько и о структуре изучаемого общества. Это не значит, что из таких исследований нельзя извлечь ничего полезного - скорее наоборот. Если уделить время контекстуализации и анализу результатов, эти исследования являются бесценным источником для понимания конфликтов, изменений и разрывов, происходящих в обществах, которые не следует рассматривать как статичные, застойные или более отличные друг от друга, чем они есть на самом деле.
Тернарные общества часто порождали разнообразные теории относительно реального или воображаемого этнического происхождения доминирующих и доминируемых групп. Например, во Франции дворяне считались франкскими, а народ - галло-римским; в Англии дворяне якобы имели нормандское происхождение, а народ - англосаксонское; в Индии дворяне считались арийского происхождения, а простолюдины - дравидийского. Эти теории использовались иногда для легитимизации, а иногда для делегитимизации существующей системы господства. Это можно наблюдать и в колониальных обществах, которым не нравилось ничего так сильно, как радикальное различие между колонизаторами и колонизируемыми. Последним была приписана идентичность, отличающая их от европейской современности, которая характеризовалась как динамичная и подвижная. Тем не менее, исторические данные свидетельствуют о том, что классы смешивались до такой степени, что любые предполагаемые этнические различия почти полностью исчезали в течение нескольких поколений. Социальная мобильность в троичных обществах, вероятно, была менее значительной количественно, чем в современных обществах, хотя точное сравнение сделать трудно. Можно найти сколько угодно примеров обратного, когда новые элиты и дворянство возникали как в Индии, так и в Европе. Тернарная идеология находила способы легитимировать их уже после того, как они появились, показывая, что она может быть довольно гибкой. В любом случае, разница была скорее степенью, чем принципом, и ее следует изучать как таковую. Во всех трехфункциональных обществах, включая те, в которых статус священнослужителя теоретически был наследственным, можно найти священнослужителей, родившихся в одном из двух других классов, простолюдинов, облагодетельствованных за ратные подвиги или другие таланты и достижения, священнослужителей, взявших в руки оружие, и так далее. Хотя социальная изменчивость не была нормой, она никогда не была полностью отсутствующей. Социальная идентичность и классовое деление были предметом переговоров и споров как в троичных обществах, так и в других.
Об оправдании неравенства в тернарных обществах
В целом, неверно думать, что троичные общества по своей сути несправедливы, деспотичны и произвольны и поэтому радикально отличаются от современных меритократических обществ, о которых говорят, что они гармоничны и справедливы. У всех обществ есть две основные потребности - смысл и безопасность. Это особенно верно для менее развитых обществ, где территория раздроблена, коммуникации затруднены, нестабильность хроническая, а существование нестабильно. Грабежи, хаос и болезни являются постоянными угрозами. Если религиозные и военные группы могут обеспечить надежный ответ на эти потребности, предоставляя институты и идеологии, адаптированные к их времени и месту, то не должно быть ничего удивительного в том, что возникает трифункциональный порядок, который принимается людьми как легитимный. Духовенство придает смысл, разрабатывая повествование о происхождении и будущем общины, а военные определяют рамки легитимного насилия и обеспечивают безопасность людей и товаров. Зачем кому-то рисковать всем, чтобы атаковать силы, обеспечивающие материальную и духовную безопасность, не зная, что придет им на смену? Тайны политики и идеальной социальной организации настолько непроницаемы, а неуверенность в том, как достичь идеала на практике, настолько велика, что любое правительство, предлагающее проверенную модель стабильности, основанную на простом и понятном разделении этих двух основных социальных функций, скорее всего, добьется успеха.
Успех, очевидно, не требует консенсуса относительно точного распределения власти и ресурсов между тремя группами. Трифункциональная схема не является идеалистическим рациональным дискурсом, предлагающим четко определенную теорию справедливости, открытую для обсуждения. Она авторитарна, иерархична и насильственно неэгалитарна. Она позволяет религиозным и военным элитам утверждать свое господство, часто бесстыдным, жестоким и чрезмерным образом. В троичных обществах нередко духовенство и дворянство давят на свое преимущество и переоценивают свою власть принуждения; это может привести к восстанию и, в конечном счете, к их трансформации или свержению. Я просто хочу сказать, что трифункциональное обоснование неравенства, которое можно найти в троичных обществах - а именно, идея о том, что каждая из трех социальных групп выполняет определенную функцию и что это тройственное разделение труда приносит пользу всему обществу - должно обладать минимальной степенью правдоподобия, чтобы эта система сохранилась. В троичном или любом другом обществе режим неравенства может сохраняться только благодаря сложной комбинации принуждения и согласия. Чистого принуждения недостаточно: социальная модель, отстаиваемая доминирующими группами, должна вызывать у населения (или значительной его части) минимальный уровень приверженности. Политическое лидерство всегда требует определенного уровня морального и интеллектуального лидерства, которое, в свою очередь, зависит от убедительной теории общественного блага или общих интересов. Это, вероятно, самое важное, что трифункциональные общества разделяют с обществами, которые пришли после них.
Отличительной чертой трехфункциональных обществ является особый способ оправдания неравенства: каждая социальная группа выполняет функцию, без которой другие группы не могут обойтись ; каждая выполняет жизненно важную функцию, подобно тому, как это делают различные части человеческого тела. Метафора тела часто встречается в теоретических трактатах о трехфункциональном обществе: например, в "Манусмрити", североиндийском юридическом и политическом тексте, датируемом вторым веком до нашей эры, более чем за тысячелетие до появления в средневековой Европе первых христианских текстов, посвященных троичной схеме. Метафора отводит каждой группе свое место в едином целом: доминирующая группа обычно сравнивается с ногами или ступнями, а доминирующие группы соответствуют голове и рукам. Эти аналогии могут быть не очень лестными для доминируемых, но, по крайней мере, признается, что они выполняют полезную функцию в служении обществу.
Этот способ обоснования заслуживает того, чтобы изучить его таким, какой он есть.
