ужина. Теперь он бродил по комнате, разглядывая гостей.
Здесь было полно ослепительно красивых девушек, которые, как и.
Августа, привыкли фотографироваться и привыкли видеть свои лица и фигуры в национальных журналах, на экранах телевизоров и в кинофильмах. Каждая с безошибочной точностью знала, когда следует откинуть голову назад, или расплыться в широкой улыбке, или пройтись, раздувая юбку, или жестикулировать руками, или поднять брови. За мгновение до того, как Пайк нажал спусковую кнопку затвора, поза была принята. Девушка могла запихивать в рот оливку прямо перед тем, как Пайк поднёс камеру к глазу, но к тому моменту, когда он нажал на спусковую кнопку, и когда вспыхнул стробоскоп, она проглотила оливку целиком, подняла подбородок, повернула голову через плечо, чтобы показать Пайку её лучший профиль, и дразняще и многообещающе улыбнулась ему в объектив.
Теперь он прошёл через комнату к бару, попросил у бармена бурбон со льдом, а затем тихонько отпил его, прислушиваясь к разговорам повсюду вокруг себя. Шёл профессиональный разговор. Криминал и мода — отличное сочетание для мрачного ноябрьского воскресенья, дня свадьбы вашей единственной дочери. Моей единственной, что?!
Пайк подумал об этом, ухмыльнулся и поднял бокал с тихим тостом.
«Понимаете, это была медицинская реклама», — говорила красивая брюнетка, стоявшая у его локтя, крепкому рыжеволосому полицейскому с пугающей седой прядью в волосах над левым виском.
«Я пришла на сеанс в три часа, и фотограф провёл меня внутрь и объяснил, что это реклама о раке, о том, как пройти обследование и всё такое, и спросил меня, знаю ли я, что это сеанс обнажённого тела.
Я спросила: „Что значит обнажённого, это как понимать?“ Он заявил, что, по его сведениям, агентство мне сообщило. Идея заключалась в том, что модель будет снята обнажённой, и обследование будет проходить прямо по её телу в отражении, но вы, конечно, всё равно сможете её видеть. Я сказала ему, что не работаю обнажённой, что лучше меня застрелят из пистолета, чем заставят обнажиться, и он сказал: „Ну ладно, я думаю, это всё“, и мы пожали друг другу руки, после чего я ушла.»
Шафером Бойда был итальянский детектив, лицо которого Пайку показалось интересным. Теперь он наблюдал за этим мужчиной, танцующим бок о бок с женщиной, предположительно его женой.
Волосы и глаза мужчины были коричневыми, глаза намного темнее волос. При этом глаза были раскосыми и в сочетании с довольно высокими скулами придавали ему вид жителя Востока. Это был высокий мужчина с грацией спортсмена, и он прижимал к себе жену, пока они танцевали, что было видно Пайку, стоявшему у стойки бара.
Жена была необыкновенно красива. Чёрные волосы и такие карие глаза, что они тоже казались чёрными. На ней было платье с открытыми плечами, и когда они подошли ближе, Пайк, к своему удивлению, увидел, что на её правом плече была вытатуирована маленькая кружевная чёрная бабочка. Мужчина повернулся к нему и лениво улыбнулся, а Пайк кивнул и улыбнулся в ответ, а затем сфотографировал их, танцующих под звуки «Always» (название относится к большому числу музыкальных произведений и альбомов — примечание переводчика), вальса (вероятно имеется в виду «Свадебный хор» — музыкальная композиция из оперы «Лоэнгрин» Рихарда Вагнера, распространённый в США и других странах Запада свадебный марш, исполняемый в начале свадебной церемонии, в конце обычно исполняется «Марш Мендельсона.» В англоговорящих странах его часто называют просто «Свадебный марш» («Wedding March») или «Вот идёт невеста» («Here Comes the Bride») — примечание переводчика), который Пайку показался отвратительным, но который исполнялся на каждой свадьбе, на которой он когда-либо присутствовал, что противоречило статистике, которая обещала развод каждой третьей супружеской паре.
«…Я никогда в жизни такого не видел. Скажи девушке, Хэл. Ты когда-нибудь в жизни видел столько крови?»
«Там было много кровищи, мисс.»
«Зовите меня Энни.»
«Итак, как только мы увидели кровь в коридоре, мы вытащили револьверы и на цыпочках зашли в квартиру — я прав, Хэл?»
«Я всегда хожу на цыпочках. Я самый большой трус в мире.»
«Не верьте ему, его трижды хвалили за храбрость.»
«Кого, меня?»
«В общем, мы заходим туда, мисс…»
«Зовите меня Энни.»
«Мы заходим туда, Энни, и угадайте что видим?»
«Там никого нет.»
«Это верно. Откуда ты это знаешь? Откуда она это узнала, Хэл?»
«Я не знаю, Боб. Может быть, её отец полицейский. Твой отец полицейский, Энни?»
«Мой отец фотограф. Вот так я и попала в этот паршивый бизнес.»
Пайк потягивал бурбон и посмотрел через комнату туда, где детектив, который был одним из шаферов, танцевал со своей женой (Пайк автоматически предположил, что любая пара старше двадцати пяти лет должна быть мужем и женой) в сторону бара. Он был примерно такого же роста, как итальянский полицейский, который тоже был шафером, но был крупнее и, вероятно, старше, если только лысина не была преждевременной. Преждевременная или нет, но это была самая лысая лысина, которую Пайк когда-либо видел в своей жизни. Причём на этом блестящем куполе не было ни малейшего следа волос, вообще.
Этот человек не брил голову, она у него была настоящим бильярдным шаром. Он танцевал с грацией повозки, запряжённой волами, водя жену по залу в танце, напоминающем нечто среднее между линди-хопом (афроамериканский танец, появившийся в Нью-Йорке в 1920-х – 1930-х годах — примечание переводчика) и фокстротом (парный танец, появившийся в 1910-е годы в США — примечание переводчика), хотя оркестр всё ещё играл вальс. Пайк поднял камеру и начал снимать.
«У вас получаются хорошие снимки, мистер Пайк?» — спросил мужчина, стоящий справа от него. Это был плотный мужчина с острым носом, седыми волосами и голубыми глазами. Пайк предположил, что ему было около пятидесяти или чуть больше. «Я Питер Бирнс», сказал он. «Мы встречались ранее. Перед церемонией.»
«О, конечно», — сказал Пайк и протянул руку. «Извините, сегодня меня представили стольким людям.»
«Это нормально», сказал Бирнс.
«Вы лейтенант, командующий отделением, верно?»
«Верно.»
«Да, теперь я вспомнил.» Пайк поднял стакан. «За счастливую пару», — сказал он.
Бирнс поднял стакан и сказал: «За них.»
Оба мужчины выпили. Бирнс поставил стакан на стойку. Пайк поставил рядом свой стакан.
«Никогда не думал, что доживу до этого дня», — сказал Бирнс.
«Я тоже», — сказал Пайк.
«У этого мальчика в жизни было множество бед с женщинами…»
«Что ещё за беды?» — немедленно спросил Пайк.
«Ну, я не хочу вас утомлять», — сказал Бирнс. — «Я просто рад, что он наконец…»
«Нет, продолжайте, вы меня не утомите», — сказал Пайк. У него появилось плохое предчувствие, как будто Бирнс в следующий момент расскажет ему что-то ужасное о человеке, за которого вышла замуж Августа. Беды с женщинами? Что за беды? Пайку нужно было это знать, хотя бы ради Августы, и всё же он боялся услышать ответ.
«Это было довольно давно», — сказал Бирнс. «Клинг был
