последний раз Вера была здесь пять лет назад, когда родители разводились. Тогда, по обоюдному решению взрослых, пятнадцатилетняя Вера Шустер переехала вместе с мамой. Сейчас, уже по собственному желанию, Вера возвращается к отцу.
Эмоций много, на самом деле. У Веры уже имеется целый план, плотный график встреч с подругами и друзьями, с давними знакомыми, с которыми Вера поддерживает связь до сих пор. И все у Веры Шустер просто прекрасно. Ужасная лишь погода.
Родина встретила Верочку шквальным ветром и ливнем. Самолет еле приземлился. У Веры до сих пор немного дрожит все, что могло дрожать от страха. Но теперь все позади.
После прохождения регистрации Вера выходит в общий зал. Людей, присланных отцом, девушка не видит. Зато на глаза попадается табличка с ее именем и фамилией. Встречающие парни, похожие друг на друга точно близнецы, смотрят на нее с интересом.
— А никого веселее папенька прислать не смог? — интересуется Вера, приблизившись к бритоголовым амбалам в черных пиджаках, галстуках-удавках и с выражением лиц, будто у парней мозг частично заменен на бицепсы.
— Добрый день, это весь ваш багаж? — пропустив мимо ушей замечание, спрашивает парень.
— Остальное доставят голубями, — усмехается Вера.
Второй, молчаливый охранник, перехватывает чемодан Веры.
— Прошу следовать за нами, — кивает говорливый амбал.
Вера послушно идет за парнями. У «болтуна» очень кстати оказывается с собой большой зонт, который на улице раскрывается прямо над головой Шустер.
Девушка сбивается с шага. Не успевает за сопровождающими. Впрочем, Вера этому даже рада. Порыв ветра вместе с дождем окатывает Шустер с головы до ног. Тонкий пиджак не укрывает от непогоды, а легкий топ и вовсе мгновенно промокает. А Вера, будто дурочка, улыбается.
Да, душная Европа порядком поднадоела. И сейчас родной климат, в котором родилась и выросла Верочка, очень радует, дарит прохладу.
— Переодеться не желаете? — тактично интересуется охранник, когда Вера занимает задний диван в автомобиле представительского класса.
— С учетом пробок сколько будет ехать? — уточняет Вера.
— В центр заезжать не будем. Велено сразу же в особняк. Так что, за полчаса успеем, — отчитывается водитель.
— Тогда едем, — решает Вера.
Признаться, девушке совсем не хочется ковыряться в чемодане в салоне авто, уже хочется разобрать все вещи и сложить сразу в шкаф.
По пути Вера сразу же звонит маме, рассказывает о том, как долетела, что ее встретили люди отца, а еще списывается с подружками. Рассылает сообщения о том, что Вера Шустер уже в городе. Договаривается о встрече уже назавтра. Так и быть, а сегодня Вера проведет в компании любимого папочки.
Спустя полчаса, как и обещали амбалы, автомобиль пересекает шлагбаум и пункт охраны. С интересом Вера разглядывает территорию и дорогу, ведущую к двухэтажному особняку. Девушка не помнит, чтобы отцовский дом выглядел вот так, роскошно и пафосно. Несмотря на свои капиталы и приличное состояние, Степан Мирославович не разбрасывается деньгами. Значит, либо папенька пересмотрел свои взгляды на жизнь, либо…
Ветер стих, а вот дождь никак не успокаивался. Потому Вера дождалась, пока охранник откроет для нее дверь и придержит зонт.
Последние пять метров Вера преодолевает, скрестив руки на груди. А три ступени, ведущие к входной двери, практически перепрыгивает.
И останавливается в двух шагах от мужчины, вышедшему навстречу.
И это не отец. Если только Степан Шустер не помолодел лет на тридцать, не сделал пластику лица, не вырос на две головы и не сменил имя на Пахомова Платона.
— Где отец? — без приветствия роняет Вера.
— Здравствуй, Вера, — ухмылка на лице Пахомова начинает бесить Веру, — как долетела?
— Прекрасно! Попутный шквальный ветер с дождем. Крылья самолета с трудом удержались на месте, — язвительно отвечает Вера. — Где папа?
— Войдем в дом, Вера, — Пахомов распахивает двери для гостьи.
— Ну вот, мы в доме, — сделав несколько шагов вглубь холла, Вера останавливается и разворачивается к Платону. — Где отец? Почему меня привезли сюда? Что вообще происходит?!
— Не хочешь переодеться? Пообедать? Перелет был долгим, — игнорирует ее вопросы мужчина.
— Ты меня не слышишь? Ты перестал понимать русский язык?
— Твоя комната на втором этаже. Третья дверь слева, — ровным голосом произносит Пахомов.
— Где. Мой. Отец! — повышает голос Вера.
— Он в клинике, на обследовании, дальше начнется лечение. И пока он там, ты под моим присмотром, — не терпящим возражений тоном отрезает Пахомов.
— Хренушки! Я живу у себя. Или лучше вернусь домой, — усмехается Шустер.
— Твой дом теперь здесь, — ведет плечом мужчина. — Поднимайся в свою комнату, переоденься, спускайся в столовую.
— Ты мне приказываешь? А ты ничего не перепутал? Я ведь все отцу расскажу.
— С этим вряд ли получится. У него в ближайшие сутки телефон отключен. Любое общение через лечащего врача. Сама понимаешь, никто волновать его по пустякам не станет. Есть еще вопросы? — снисходительно, будто с неразумным ребенком, говорит Платон.
***
— Пока воздержусь! — голос Веры громкий, звонкий.
Зная ее характер, ясно, что девчонка не собирается сдаваться. Будет спорить до конца.
Однако Платон видит, по глазам, по тому, как натянута спина, как до белизны стиснуты ладони, что девочка устала. И будто сил спорить с ним у нее нет.
Вера, выдохнув, доходит до гостиной зоны и присаживается на край дивана.
Тонкие руки все еще цепляются за одежду, будто девчонка никак не может согреться. Наверное, так и есть. Пахомов видит, что шмотки на Вере мокрые.
Молча Платон идет к бару, готовит две порции алкоголя. Сейчас Веру нужно согреть, не хватало еще, чтобы она в первый же день нахождения в его, Платона, доме подхватила простуду.
— Держи, выпей, — Платон протягивает девушке стакан.
Вера смотрит прямо перед собой. А когда Пахомов уже готовится отразить очередную словесную атаку от Веры, девчонка его удивляется.
Протягивает ладонь, берет коньяк.
Пахомов занимает кресло на противоположной стороне, через столик от Веры. Да, далеко. И даже самому Платону кажется, что он сейчас убегает от нее.
И взгляд мужчины замирает на побелевших длинных, как у пианистки, пальцах. Странно, но у Веры короткие ноготки. Да, лучше смотреть на девичьи пальцы, чем на мокрую одежду.
Стоит Платону об этом подумать, как взгляд тут же скользит дальше. Ткань короткого топа нихрена не скрывает. И белья на девчонке нет. Даже со своего места Пахомов видит торчащие соски.
Твою ж мать, Вера!
