нехотя прижимает меня к себе.
— Тебе что трудно мне подыграть? Ты ведь говорил мне, что я тебе нравлюсь.
— Нравишься. Но я тоже парень гордый. Я к тебе в подружки не нанимался и мне не нравится, когда меня используют, чтобы позлить другого! — включил жесткость Куин. — А может, лучше так? — и схватив меня за подбородок, Куин со злостью впился в мои губы сердитым поцелуем. И вместо того, чтобы продолжать игру я автоматически его оттолкнула. Вот эту сцену как раз и увидел Дамир.
— Может, ты уберёшь от неё руки? — бросил он попытавшемуся меня снова поймать Куину.
— А может, ты не будешь лезть не в своё дело? — огрызнулся Куин, притягивая меня к себе за талию. — Она моя девушка. Мы так выражаем чувства.
— Похоже, ей не нравится, как ты их выражаешь. Отпусти девушку. Будет стыдно, если я тебя ударю прямо при ней, — Дамир подошёл ещё ближе. Голос сдержанный, но глаза прищурены, желваки играют. Видимо я всё-таки своего добилась, и он рассердился, желая выместить свою злость на Куине.
— Готов поспорить, что тебе уже стыдно прямо сейчас, — в зеленоватых глазах ирландца в ответ мгновенно взметнулась злость. — Совесть не мучает женатого джентльмена, что вы собрались использовать тело этой девушки, желая обмануть бога? Хочется ребёнка, усынови сироту. Давай, бей. Я люблю драться, мне будет даже приятно вмазать лондонскому аристократу!
— Хватит! Перестаньте! …Господи, как это глупо! — не выдержав, взвыла я. — Прости, — бормочу, не глядя ни на одного из них.
— Кому ты это говоришь? — цедит Куин.
— Вам обоим! — от стыда хочется провалиться сквозь землю. Как мне вообще пришла в голову эта идиотская затея?! Лучше сбежать без объяснений.
— Что, пожалела его симпатичное личико, Даяна? — заводятся ирландцы быстро, а вот успокаиваются медленно. — Что за манеры лишать мужчин удовольствия, куколка?!
Я не видела, как Дамир его ударил, в это время я собралась уходить. А когда обернулась на звук, Куин, согнувшись пополам уже сплёвывал кровь.
— Сейчас я тебе не трону, — улыбается окровавленным ртом Куин. — Но позже ты за это ответишь. Обещаю. И я всегда держу своё слово. Обидишь Даяну — вытрясу тебя из твоей английской шкуры! Ещё увидимся, куколка! — и то, каким взглядом он окинул Дамира, заставило вздрогнуть даже меня. Это уже смотрел не Куин острослов, это был взгляд Лью, кому подчинялись не самые послушные ирландцы.
— Даяна! Даяна, постой! — вот уже несколько минут Дамир идёт за мной, а я всё ещё не готова с ним поговорить. — Тебе хочется, чтобы я сгрёб тебя в охапку? Не вопрос!
— Нет! Я сама! — испуганно прыгаю в сторону. Собираюсь сесть, но он хватает меня за руку.
— Лавка холодная. На улице довольно свежо и я, если честно, уже нагулялся. Давай заглянем в кафе и выпьем горячего чаю? — его полный заботы голос рвёт мне сердце. Как последней дуре хочется снова распустить нюни. Я так долго ждала любовь, но мене угораздило влюбиться в женатого. — Даяна? — видно, глядя на моё выражение лица он вообще запутался.
— Да. Пойдём, — понуро киваю в ответ.
— Итак, кто это был? — вопрос, который его мучил последние полчаса. В кафе невероятно уютно и тепло, от такого перепада температуры я раскраснелась и наконец ему улыбнулась.
- Просто знакомый. На оскорбления ты не реагируешь, лапающий меня другой парень тоже не заставил тебя на меня рассердиться…
— Ну, почему, я на тебя немного сердит, — улыбается он, тянется к моей щеке и проводит по ней кончиками пальцев. Трепетно, ласково.
— Я не могу переехать в гостевой домик, туда, где ты живёшь со своей женой. Твоё предложение привело меня в шок, в ужас! Как можно было предложить такое гордой ирландской девушке? Это оскорбительно. В контракте сказано, что суррогатной матери арендуют отдельное жильё…
— Знаю я, что сказано в контракте. У меня вовсе не было цели тебя оскорбить, у меня была мечта видеть тебя каждый день.
— Можно я задам тебе откровенный вопрос? Почему ты всё это терпишь? Почему не развёлся ещё три года назад? За это время ты уже мог бы встретить свою настоящую любовь и завести своих детей естественным путём. Ты мог бы быть счастлив, Дамир! Я не понимаю!
— А вдруг я ждал тебя? — он так часто улыбается с оттенком грусти. — Попытаюсь объяснить. Более трёх лет назад, мы возвращались домой с одного благотворительного вечера. Шёл дождь, и температура опустилась до нуля. Линда кипятилась и всё пыталась высказать мне своё недовольство, по поводу того, как она возмущена, что я не уделил должного внимания какой-то там графине. Я огрызался, она усилила натиск, ей обязательно было добиться признания моей вины именно в тот момент. Дорога была скользкой, меня занесло на повороте, я крутанул рулём, хотя не нужно было этого делать, я отвлёкся, сыграли роль эмоции. Машина перевернулась, пробила деревянное ограждение и вылетела на территорию стройплощадки. На мне, как ни странно, не оказалось ни одной царапины, а вот у Линды в животе под углом торчал металлический прут. У неё открылось сильное кровотечение. Её еле спасли, но пришлось удалить все женские органы. Она теперь вынуждена всю жизнь принимать гормональные препараты. Помню, как она рыдала, когда я пришёл её навестить. Она кричала и обвиняла меня, что из-за меня она больше не женщина, что я лишил её радости материнства, сексуальных удовольствий и что такая она теперь никому не нужна. Я пообещал ей, что никогда её не оставлю. Ну, и как мелкие причины — у меня куча финансовых обязательств перед её семьёй, у нас с женой много общей недвижимости. Это клещи, из которых мне уже не выбраться. Но я хочу иметь отдушину, радость в жизни — ребёнка.
— Как так? Ты не любишь её, она не любит тебя. Жить ради того, что ты взял на себя ответственность за несчастный случай? А ты не думаешь, что ребёнку будет нужна мама, её нежность и любовь, но вместо этого он будет видеть лишь злую женщину, которая презирает его отца. Ты так мечтаешь о счастье, что решил сделать несчастным ребёнка?
Задумавшись, Дамир опустил голову и молчит. Касаюсь его руки и от тут же сплетает наши пальцы
