гостем; но как хозяин, а не любовник, он был бы возмущен, если бы обнаружил, что она сожительствует с другим мужчиной без его согласия. Некоторые африканские мужья одалживали своих жен незнакомцам за определенную плату.90
У большинства простых народов правила вежливости были столь же сложны, как и у развитых стран.91 У каждой группы были формальные способы приветствия и прощания. При встрече два человека терлись носами, нюхали друг друга или легонько покусывали друг друга;92 Как мы уже видели, они никогда не целовались. Некоторые грубые племена были более вежливыми, чем современные; охотники за головами даяков, как нам говорят, были "нежными и мирными" в своей домашней жизни, а индейцы Центральной Америки считали громкие разговоры и грубое поведение белого человека признаками плохого воспитания и примитивной культуры.93
Почти все группы сходятся в том, что считают другие группы ниже себя. Американские индейцы считали себя избранным народом, специально созданным Великим Духом как пример для подражания человечеству. Одно индейское племя называло себя "единственными людьми", другое - "людьми людей"; карибы говорили: "Только мы - люди". Эскимосы считали, что европейцы прибыли в Гренландию, чтобы научиться манерам и добродетели.94 Поэтому первобытному человеку редко приходило в голову распространять на другие племена те моральные ограничения, которые он признавал в общении со своими; он откровенно считал, что функция морали заключается в том, чтобы придать силу и сплоченность своей группе в борьбе с другими группами. Заповеди и табу применялись только к людям своего племени; с другими, за исключением тех случаев, когда они были его гостями, он мог заходить так далеко, как только осмеливался.95
Моральный прогресс в истории заключается не столько в совершенствовании морального кодекса, сколько в расширении области, в которой он применяется. Мораль современного человека не является безусловно высшей по сравнению с моралью первобытного человека, хотя эти две группы кодексов могут значительно отличаться по содержанию, практике и профессии; но современная мораль в обычное время распространяется - хотя и с меньшей интенсивностью - на большее число людей, чем раньше.* Когда племена объединялись в более крупные единицы, называемые государствами, мораль выходила за пределы племенных границ; а когда общение - или общая опасность - объединяло и ассимилировало государства, мораль просачивалась сквозь границы, и некоторые люди стали применять свои заповеди ко всем европейцам, ко всем белым, наконец, ко всем людям. Возможно, всегда существовали идеалисты, желающие любить всех людей как своих ближних, и, возможно, в каждом поколении они были тщетными голосами, вопиющими в пустыне национализма и войн. Но, вероятно, число - даже относительное - таких людей увеличилось. В дипломатии нет морали, и la politique n'a pas d'entrailles; но в международной торговле есть мораль, просто потому, что такая торговля не может продолжаться без некоторой степени сдерживания, регулирования и доверия. Торговля началась с пиратства; она достигает своей кульминации в морали.
Немногие общества довольствовались тем, что опирались в своих моральных кодексах на столь откровенно рациональную основу, как экономическая и политическая целесообразность. Ведь индивид от природы не наделен склонностью подчинять свои личные интересы интересам группы или подчиняться неприятным правилам, для которых нет видимых средств принуждения. Чтобы обеспечить, так сказать, невидимого сторожа, чтобы укрепить социальные импульсы против индивидуалистических с помощью мощных надежд и страхов, общества не изобрели, а использовали религию. Древний географ Страбон еще девятнадцатьсот лет назад высказал самые передовые взгляды на эту тему:
Ибо, общаясь с толпой женщин, по крайней мере, или с любой распутной толпой, философ не может воздействовать на них разумом или увещевать их к благоговению, благочестию и вере; более того, необходим религиозный страх, а его нельзя вызвать без мифов и чудес. Ведь молния, эгида, трезубец, факелы, змеи, тирсусланы - оружие богов - это мифы, как и вся античная теология. Но основатели государств давали им свое одобрение как жупелам, которыми можно пугать простодушных. Поскольку такова природа мифологии и поскольку она заняла свое место в социальной и гражданской схеме жизни, а также в истории фактов, древние придерживались своей системы воспитания детей и применяли ее вплоть до зрелого возраста; с помощью поэзии они считали, что могут удовлетворительно дисциплинировать каждый период жизни. Но теперь, по прошествии долгого времени, на первый план вышло написание истории и современная философия. Философия, однако, предназначена для немногих, тогда как поэзия более полезна для широких слоев населения.96
Мораль, таким образом, вскоре обретает религиозную санкцию, потому что тайна и сверхъестественное придают ей вес, который никогда не может быть придан эмпирически известным и генетически понятным вещам; людьми легче управлять с помощью воображения, чем с помощью науки. Но была ли эта моральная польза источником или истоком религии?
IV. РЕЛИГИЯ
Примитивные атеисты
Если мы определяем религию как поклонение сверхъестественным силам, то должны сразу же заметить, что у некоторых народов религия, по-видимому, вообще отсутствует. Некоторые племена пигмеев в Африке не имели никаких наблюдаемых культов или обрядов; у них не было ни тотемов, ни фетишей, ни богов; они хоронили своих мертвых без церемоний и, похоже, не обращали на них никакого внимания; у них отсутствовали даже суеверия, если верить невероятным путешественникам.96a Карлики Камеруна признавали только злобные божества и ничего не делали для их умиротворения, считая, что пытаться бесполезно. Ведды Цейлона не пошли дальше признания возможности существования богов и бессмертных душ; но они не возносили молитв и не приносили жертв. На вопрос о Боге они отвечали с таким же недоумением, как и последний философ: "Он на скале? На белом холме? На дереве? Я никогда не видел бога!"96b Североамериканские индейцы представляли себе бога, но не поклонялись ему; подобно Эпикуру, они считали его слишком далеким, чтобы заниматься своими делами.96c Один индеец из племени абипоне дал отпор искателю метафизики в вполне конфуцианской манере: "Наши деды и прадеды созерцали землю в одиночестве, заботясь лишь о том, есть ли на равнине трава и вода для их лошадей. Они никогда не беспокоились о том, что происходит на небесах и кто является создателем и правителем звезд". Эскимосы, когда их спрашивали, кто создал небо и землю, всегда отвечали: "Мы не знаем".96d Одного зулуса спросили: "Когда вы видите, как восходит и заходит солнце, как растут деревья, знаете ли вы, кто их создал и управляет ими?" Он ответил просто: "Нет, мы видим их, но не можем сказать, как они появились; мы полагаем, что они появились сами по себе".96e
Такие случаи исключительны, и старое мнение о том, что религия универсальна, в значительной степени верно. Для философа это один из выдающихся фактов истории
