порядком, но и с точки зрения моральной легитимности и необходимых санкций. Мы можем думать об этих нормативных принципах упорядочивания следующим образом:
В анархическом устройстве лояльность и сама политическая жизнь основаны на моральном принципе благодарности знакомым людям, от которых была получена помощь. Человек живет под защитой семьи или клана - защита, которая включает в себя материальную поддержку, помощь в случаях несправедливости, учиненной другими, защиту от чужих, обучение привычкам и традициям своего народа и ритуалам жертвоприношения богам. Из признательности и уважения к тем, кто это дал, человек вносит свой вклад в общество под контролем главы семьи или клана. Таким образом, у человека есть все необходимое, и его обязательства перед давшими ему жизнь и обеспечение полностью выполнены.
Хотя моральный фундамент такой политики понятен и очевиден, также хорошо известны трудности, связанные с поддержанием анархического или феодального устройства. Во-первых, кланы и племена, живущие в анархическом обществе, постоянно находятся на грани войны между собой, так что война, которую мы склонны представлять, как нечто, происходящее на периферии общества, оказывается в самом центре его жизни. Точно так же, хотя анархические общества могут и развивают сложные обычаи урегулирования противоположных требований индивидов и коллективов, такое правосудие часто трудно обеспечить, не прибегая к угрозе войны, так что само правосудие является заложником властных отношений между кланами и племенами. Более того, факт знакомства человека с главой клана - не всегда безусловное благо: природа личного местного правления означает, что от качества отношений человека с вождем или лордом зависят все аспекты его жизни. Как следствие, даже самые судьбоносные вопросы могут решаться на основе предубеждений, старых обид или других не относящихся к делу причин без возможности обжалования. И последнее. При анархическом строе предоставленная каждому клану и племени свобода означает, что скоординированные оборонительные действия затруднительны и не могут продолжаться долго, столкнувшись с дисциплинированными военными действиями вторгнувшегося государства, имеющего профессиональную армию под единым командованием.
При имперском порядке, с другой стороны, вся политическая жизнь основана на моральном принципе единства неведомого нам человечества, согласно которому каждый человек несет обязательства перед общим благом всех людей. Завоевание территорий, управляемых анархичными кланами и племенами, которые имперское государство всегда рассматривает как мир дикости и войн, создает царство спокойствия и процветания. Завоевав земли, где царствовало кланово-племенное устройство, имперское государство искореняет войну с этих земель, изгоняя ее на периферию, и водружает вместо нее беспристрастный к людям универсальный закон. Мирное спокойствие и универсальный закон имперского государства создают просторную сферу для сельского хозяйства, промышленности и торговли - сферу, приносящую экономическое процветание всем. Именно этот мир и процветание дает моральное оправдание законам и войнам имперского государства, которое, как утверждается, приносят пользу всему человечеству.
Как и в случае анархического строя, моральный базис имперского государства, на первый взгляд, кажется убедительным. Но и здесь есть проблемы. И первая среди них - тот факт, что как только принцип объединения неведомого человечества захватывает воображение государства, он обязательно порождает завоевание и порабощение далеких народов с разрушением их образа жизни для того, чтобы границы "царства мира", каким его понимает империя, можно было раздвинуть. Это верно, даже если в данный момент имперское государство кажется доброжелательным к внешним народам, ибо принцип единства всего человечества не допускает какой-либо постоянной галантности по отношению к посторонним. При нормальном ходе политических дел каждый соседствующий клан или племя рано или поздно вступит в конфликт с империей из-за какого-то участка территории, ресурсов или политики. Но имперский разум, считающий каждый ресурс, принадлежащим по праву всему человечеству, а себя - ответственным за благосостояние этого человечества, не может согласиться ни с каким решением подобного конфликта, помимо "умиротворения" несогласного клана или племени и аннексии спорной земли или ресурса. Каждое такое завоевание подразумевает лишение другого клана или племени свободы, от которой они отказываются только ценой ужасающих человеческих жертв. А поскольку в империи не существует внутренний принцип, могущий предотвратить эту чудовищную привычку к завоеванию и опустошению всякий раз, когда ее провоцируют, то ее шаблонное повторение ограничено только силой, которую имперское государство способно спроецировать на своих соседей.
Не меньшее беспокойство вызывает и бремя, возложенное имперским государством для того, чтобы содержать свою армию и крепости, свои дворцы, храмы и бюрократию. Налогообложение и повинности на общественные работы и военную службу это тяжелая ноша для человека, хотя и не страшное бедствие. Ведь, с точки зрения племен и кланов, привыкших к жизни в условиях свободы и самоопределения, весь имперский строй имеет характер порабощения.
Кроме того, режим мира и процветания, навязанный империей, имеет особое свойство. Империя, претендующая на то, чтобы дать закон всему человечеству, неизбежно пользуется абстрактными категориями, рассматривая потребности и обязательства людей. В ее глазах эти категории являются "универсальными". Но они далеки от условий, интересов, традиций и устремлений конкретного клана и племени, к которым они применяются. Это значит, что с точки зрения конкретного клана/племени имперский закон часто кажется непродуманным, несправедливым и извращенным. И тем не менее, сам имперский принцип, заключающийся в заботе империи о нуждах всего человечества, не оставляет конкретным клану или племени права протестовать, поскольку отстаивание собственных интересов и стремлений неизбежно кажется ограниченным кругозором, противоречащим очевидному благу человечества в целом. Таким образом, принцип единства человечества, столь благородный в теории, быстро разделяет человечество на два лагеря: тех, кто считается сторонником блага человечества, поскольку они принимают категории империи о том, что полезно и правильно; и тех, кого считают противниками блага человечества, поскольку они настаивают на мышлении в терминах обычных племенных категорий, которые империя неизменно осуждает как примитивные и варварские.
Это столкновение имперского закона и традиции с идеалами племени привлекает наше внимание к тому, что, возможно, является центральной дилеммой, стоящей перед имперским государством, а именно, как стремление объединить человечество может быть согласовано с человеческой природой. Империя, как было сказано, требует, чтобы индивид был лоялен к коллективу, который, в принципе, может включать в себя всех остальных людей на земле. Но с какой стати у людей должна развиться лояльность, простирающаяся так далеко? Мы видели, что лояльность находит свое наиболее характерное выражение в усилиях по защите членов определенного общества от угроз извне: муж и жена могут сориться до тех пор, пока не сталкиваются с невзгодой, против которой они встают как единое целое. Точно так же племена, представляющие нацию, конкурируют между собой до тех пор, пока опасность не объединит их для общей защиты. Что же тогда может создать лояльность индивида ко всем остальным людям на земле? В отсутствие общей угрозы, дающей реальную причину для совместных действий, призыв к
