эти вилаяты на севере, — продолжил я свою мысль, игнорируя ее рассуждения. Пусть считает меня негодяем, но я был готов связать Серену по рукам и ногам и силой затащить в вертолет, лишь бы в результате обе сестры улетели из этого гиблого места. — Если падет Саманган, Балх будет отрезан, а Мазари-Шариф находится в Балхе. Ты это понимаешь?
— Я понимаю, что с каждым днем у нее все меньше шансов выбраться, поэтому сделала то, что должна была сделать.
Иззи опять изменила маршрут. Я прочитал это в ее невыносимо прекрасных глазах. Сердце ушло в пятки. В наушнике раздался голос Уэбба:
— Сержант Грин?
Я нажал на кнопку и произнес:
— Грин слушает.
— Ваш вылет отложили, чтобы помощникам хватило времени собраться, так как в маршрут только что внесли изменения. В двенадцать у них встреча с руководством и группой американцев, которые не могут выбраться из Мазари-Шарифа.
— Принято. — Проклятье. Проклятье! Я выключил рацию и шагнул к Иззи. — Ты действовала за моей спиной.
— Да, — прошептала она и нервно облизнула нижнюю губу. — Но мы спасем…
— Нет, — отрезал я, — не оправдывайся. Еще раз выкинешь такой же номер, и я ухожу.
Она буквально лезла на линию огня. Эта мысль разъедала меня изнутри, как кислота. Серена бы тоже бросилась ее спасать, но я был влюблен не в Серену, а в Иззи. Я всегда любил только Иззи.
— Ты должна мне верить, иначе ничего не получится.
Как только эти слова слетели с языка, мне захотелось взять их обратно, потому что именно поэтому у нас когда-то ничего не вышло. Хотя я даже не знал, можно ли было говорить о «нас». Наши с Иззи отношения никогда не поддавались четкому определению.
— Я просто… — заговорила она.
— Верь мне, или ничего не выйдет, — повторил я.
Иззи кивнула:
— Прости.
— Надень другие туфли. — Я открыл дверь и указал на коридор.
Через два часа мы сидели в одном из четырех «черных ястребов» и готовились вылететь в Мазари-Шариф в сопровождении «чинука».
— А «чинук» нас не задержит? — спросил Хольт, пытаясь перекричать шум лопастей.
— Он быстрее «ястреба», — ответил Келлман и проверил ремень безопасности своего подопечного.
Естественно, когда объявили о поездке, за «сбором данных» полетели еще трое помощников. Политики всегда посылали замов туда, куда не рисковали отправиться сами.
Сидевшая напротив Иззи ловким движением пристегнулась. По ней невозможно было понять, что она боялась летать. Собранная женщина напротив ничуть не напоминала дрожащую испуганную девчонку, которую я успокаивал сегодня утром. Эта женщина казалась суровым профессионалом, а вместо пижамы на ней был строгий костюм. Ее выдавали лишь побелевшие костяшки, которыми она упиралась в сиденье.
Я приподнялся и снова вставил ей в уши наушники.
Наши взгляды встретились, и мой пульс участился. Иззи смотрела на меня испуганно и доверчиво, так же как десять лет назад, когда наш самолет летел вниз. У меня опять возникло чувство, что передо мной моя Иззи. Но блеснувшее на солнце кольцо доходчиво напомнило, что она больше не моя. Если судить по ее реакции на вчерашний звонок, она принадлежала парню по имени Джереми. Видимо, он для нее достаточно хорош. Достаточно стабилен. А учитывая размер бриллианта — достаточно богат и нравится ее родителям.
Я добавил «Джереми» к своему списку дебильных имен богатеньких мальчиков из колледжей Лиги плюща, где уже значились «Чед» и «Блейк». Впрочем, даже если он был дебилом, она его выбрала. А я — я всего лишь парень, готовый ради нее вылететь в зону военных действий. Не важно, что прошло уже много времени; я просто не мог ее забыть. В том, что я по-прежнему любил ее, не было ее вины. В этом виноват только я один.
Я протянул Иззи телефон, чтобы она сама выбирала песни.
— Выбери ты, — прошептала она и вернула мобильник.
Я вспомнил солнечные дни в Саванне. Грудь распирало от чувств; я пролистал плейлист в поисках подходящей песни.
Вертолет поднялся в воздух под звуки акустической версии «This Is Gospel», и глаза Иззи расширились. Она отвернулась в тот момент, когда начался припев и прозвучали слова «если любишь, отпусти меня». Я услышал их столь же отчетливо, как если бы оставил себе один наушник, настолько хорошо я знал эту песню. Иззи тоже ее любила.
Но отпустить должен был я. * * *
— Еще десять минут, не больше, — сказал я. Иззи оглядела пустую комнату, которую нам отвели в аэропорту Мазари-Шарифа. На ее лице читалось такое отчаяние и надежда, что у меня сжалось сердце.
— У нас и десяти минут нет, — проходя мимо, буркнул Торрес.
Я не собирался рисковать и везти Иззи в город. Я не хотел даже уводить ее далеко от вертолетов — максимум на расстояние, которое можно было преодолеть бегом за две минуты. Три часа мы принимали американцев и тех, кто подавал на спецвизы, обсуждали детали их эвакуации, а представители местных властей отчитывались перед помощниками конгрессменов.
Несколько десятков человек, у которых уже были визы, захотели эвакуироваться немедленно и погрузились в «чинук»; в аэропорту осталось лишь несколько опоздавших, которые забирали бумаги, привезенные Иззи и другими, чтобы ускорить процесс получения необходимых документов.
— Ты даже не разрешишь мне ее поискать? — вновь спросила Иззи. Надежда в ее глазах померкла.
— Собираешься забраться на крышу и звать ее по имени? Вряд ли это поможет. — Я поражался наивности Иззи и одновременно был рад. Значит, мне удалось уберечь ее от ужасов войны… вот только теперь она сама бросалась им навстречу. — Серена знает, что с ней ищут встречи. Мои контакты мне об этом сообщили.
— Но ты уточнил, что встречи с ней ищу я? — Она перевела на меня взгляд с удаляющейся спины гражданского, которому только что закончила помогать.
— Сообщил ли я всему Афганистану, что помощница конгрессмена США едет в Мазари-Шариф искать иголку в стоге сена? Представь себе, нет. Потому что ты нравишься мне живой.
Она встала, скрипнув стулом по линолеуму, и гневно на меня посмотрела. Я заметил, что все присутствующие в помещении, кроме команды Иззи и ребят из службы безопасности, направились к выходу, так как Грэм сообщил всем, что мы сворачиваемся.
— Я ее здесь не брошу, — вполголоса проговорила Иззи.
Я кивнул переводчику, и тот отошел подальше, но Торрес остался рядом. Он всегда был рядом, когда чувствовал, что я на взводе.
— Тебе придется, если через десять минут ее здесь не будет. — Я наклонился к ней. — Напоминаю, что ты обещала слушаться. Через десять минут уходим с Сереной или без.
Иззи вся напряглась и, прищурившись, посмотрела на меня:
— А потом я буду мучиться и гадать, жива моя сестра или нет? И терзаться, что могла бы сделать что-то или сказать и тогда она бы вернулась? Нет, Ней… — Она поморщилась и осеклась. — Нет, сержант Грин. Довольно я наделала ошибок, это больше не повторится.
— Кажется, она уже не про сестру говорит, — прошептал Торрес и все-таки отошел в сторонку.
— Я тебя понял, — ответил я, а она вздернула свой упрямый подбородок. — Мисс Астор, — начал я, понизив голос и прекрасно осознавая, что нас могут слышать, — вы не можете контролировать чужие решения и отвечать за последствия чужого выбора. — Странно, что этот разговор не состоялся раньше, а место было совсем неподходящее, и мне совсем не нравилось изъясняться шифром.
— Точно? — Иззи сложила руки на груди, стараясь не задеть шелковый шарф, закрывавший волосы. — А то я уже несколько лет об этом думаю и почти уверена, что стоит мне только посмотреть на человека и сказать «пожалуйста, возвращайся домой», как он вернется. — Она посмотрела мне прямо в глаза. А у меня сердце ушло в пятки.
Но она никогда не просила меня вернуться. По крайней мере, напрямую. Хотя и я не давал ей причин думать, что останусь.
— Иза, ты готова? — Подошел Хольт, остановился, перевел взгляд с меня
