лице у неё обвисла. Один глаз сполз и находился почти возле губ. Она поправила его пальцами и подняла на место.
— Поможешь мне? — попросила она. — Я ликвидаторов боюсь. Они на этой неделе как с цепи сорвались. Ходят по домам, где люди остались и жгут всех. Вылавливают тех, кто еще форму не потерял и увозят. И не в санаторий. Кузнецов распорядился — убирать всех по-тихому. Особенно тех, кто пророс уже.
— Конечно, помогу. — согласился я. — А кто пророс?
Огневая не стала мне отвечать, а ушла на кухню, погремела там банками и принесла мне сумку и большой половник. В сумке звенели банки.
— Будешь собирать им. Руками не касайся, плоть очень едкая. Главное, полностью собрать. Тогда человек сохранит себя полностью и когда прорастет, сможет остаться человеком.
Я показал ей перчатки. Огневая кивнула.
— Перчатки — это хорошо. Пошли.
Мы зашли в соседнюю пятиэтажку и поднялись в полумраке на третий этаж. Огневая открыла дверь. Мы зашли в спальню. Анна Сергеевна включила свет. На кровати лежал красный скелет. На полу шевелилась комом бурая куча человеческой массы.
— Вот, Александр, не бойся, помощника привела. — сказала Анна Сергеевна. — Постараемся тебя за один раз вытащить.
Я со страхом глядел, как эта масса, куча, не знаю, как назвать, потянулась в нашу сторону.
— Доставай банки. — приказала Огневая.
Мы стали осторожно заливать это месиво в банки. Я заливал в основном, а Огневая закрывала крышки и укладывала в сумки. Этот Александр не сопротивлялся, а сам, стараясь нам помочь, старался собраться в единое целое, чтобы нам было проще. Но за один раз нам не хватило места. Потащили, что смогли. Без скелета человек весит меньше, но всё равно много. Для пожилой женщины и молодого парня он был тяжёлой ношей.
В квартире Огневой его разливали по кастрюлям и тазикам.
— Иди, собери его сам. — устало попросила меня Анна Сергеевна — Сил моих больше нет. Там за один раз унесёшь уже, думаю.
Я подхватил сумку с освобожденными банками и побежал. Собрал оставшееся половником и руками. Во второй раз он убрался полностью. Держа сумки в обеих руках, я потащил его вниз, по лестнице, стараясь не звякать банками. Не хватало только их разбить. Я уже даже не задумывался, что происходит, когда из темноты на меня кто-то спрыгнул и прижал к полу.
— Что вы делаете… — захрипел я. Незнакомец крепко держал меня за шею. Придвинулся ко мне, и я увидел, что это был Андрей. Он тоже узнал меня.
— Ты? Какого хуя ты здесь делаешь, идиот? — он ослабил хватку, но руку с моей шеи не убрал.
— Выжить пытаюсь. А ты?
— Выжить здесь, на Огневой? Ты хоть знаешь, что это за улица, дебил? Тут людей жрут за милую душу. В городе комендантский час, болван. Это всё. Это пиздец для любого, у кого нет нужных корочек. Ты что думаешь, тут в игрушки играют? — Андрей был растерян и взбешен одновременно.
— Я не знаю, во что тут играют. Убери руку. Я только хочу пробраться назад в общагу.
Андрей убрал руку и достал пистолет. Наставил его на меня.
— Говори, сучёныш. И постарайся не врать. Что ты забыл в этом рассаднике мрази?
Я потёр измятую шею.
— Я узнал, что в городе комендантский час. Чтобы выбраться из города мне посоветовали найти здесь подземный ход. На территорию периметра. Иначе мне каюк. Я не знаю, что у вас тут за игры, но меня тут еще никто не съел. Зато я видел людей с огнеметами, которые ходят по квартирам и жгут людей. Так что кто тут мразь, еще надо разобраться.
— Не людей жгут, а выродков. — прошипел мне Андрей. — Больные Аркатом уже не люди. Они превращаются во всё, что угодно. Некоторые даже могут прикидываться людьми. И обычных людей они едят, потому что им надо питаться. Не все, знаешь ли, согласились отправиться в санаторий под наблюдение. Их приходится отлавливать и зачищать. Другого выхода нет. Они — угроза созданная Мироном. Они мразь, в которых, не осталось ничего от человека.
— Только потому, что они скелет потеряли, не значит…
— Не в скелете дело. — перебил он меня. — Они срастаются с чем угодно, пойми идиот. Они могут срастаться со стенами, с трубами, с техникой. И перерождаются во что-то другое. Нельзя чтобы эта зараза по стране расползлась. И так в стране бардак, а тут ещё Мирон со своей станцией плодит уродов. А есть такие, что выглядят как люди, но когда надо они превращаются в жижу, и обволакивая, съедают людей. Я уже такое видел, поверь мне. Детей едят. Своих же родственников, соседей. Мы для них корм.
Я молчал. Он покрутил пистолет в руках.
— Что же мне с тобой делать?
— Отпусти меня. Я попробую всё таки по-своему проникнуть за стены. — предложил я.
— Да? А как я могу тебе верить после того как увидел тебя здесь?
Я взбесился. После всего, что я увидел сегодня, мне уже было совершенно наплевать, что он со мной сделает.
— Тогда убей меня, если так хочется. — зло сказал я. — Только ты сам говорил, что нужно доверять людям, которые с тобой живут в одной комнате и делят с тобой хлеб. Твои же слова.
Андрей побледнел. Кажется, я ударил его по больному.
— Хорошо. Иди. И сумки свои забери. Считай, что я тебя не видел. Но, если тебя сожрут сегодня… Если сдохнешь, я не буду тебя оплакивать. Запомни это. Понял?
Я подхватил предательски звякнувшие сумки и побежал в дом, где жила Огневая. Она благодарно забрала остатки Александра. Я рассказал ей про ликвидаторов.
— Ничего, помощь уже в пути, им дорого этот рейд обойдётся. — махнула она рукой. — Сейчас надо тебя вывести.
Огневая привела меня в подвал. Я шёл за ней, пробираясь в темноте под скоплениями труб, низко нагибая голову.
— Виктор Аркадьевич! — позвала в темноту Анна Сергеевна. — Посветите нам, пожалуйста, молодого человека, надо за стены вывести. Откройте нам.
Подвал осветился зелёным светом. Я изумленно захлопал глазами. Стены подвала, были покрыты чем-то похожим на кожу и в рубцах. Свет шёл от маленьких зелёных шариков, свисавших повсюду. Шарики шевелились.
Перед моим лицом с хлюпаньем опустилась лиана, сплетённая из мышц. На конце её болтался глаз который уставился на меня.
— Этот, что ли? — раздался голос.
— Он самый. Виктор Аркадьевич, уж не откажите. — попросила Огневая.
Лиана спряталась на потолке.
— Хорошо. Проходите, пожалуйста. Дверь я сейчас открою. Только поосторожнее, там скользко. Кошку ел. — сказал нам невидимый голос.
Это был человек, думал я, оглядывая внутренности подвала,
