к губам.
— Да им по хрену. Война уже объявлена. Мирон и Кузнецов сцепились. В городе должен быть только один хозяин. И Кузнецов начал первым. Официально вышла бумага: в связи с эпидемией арката, объявляется карантин в старой части города. Вслед за этим, другая, о введении в городе комендантского часа. Теперь всех иногородних, патруль имеет полное право вылавливать. И сажать в камеру до выяснения. Это означает, что тебя уволят с работы, в лучшем случае.
— Так может, я в библиотеке отсижусь, а утром на работу пойду?
— Не вариант. — отрезал Семён — Завтра утром все, кто не окажется на рабочем месте без уважительной причины, будут отстранены от работы и на них заведут уголовные дела. Таков план у руководства. Кузнецов хочет замедлить работу в корпусах. Не хочет, что бы Мирон закончил свои работы. Поэтому в библиотеке ты не останешься.
— И как мне быть?
— Иди сейчас на остановку перед библиотекой. Подъедет траурный трамвай и остановиться. Сядешь в него. Он довезет тебя до остановки, где улица Огневая. Найдёшь Анну Сергеевну и попросишь её провести тебя через подземный ход, в подвале дома, за территорию города. Скажешь, что Семён очень просит, она поймёт. Этим ходом давно не пользовались, но он точно есть. Окажешься между стен. Там держись правой стороны и ищи ржавую железную дверь. Я постараюсь открыть ее. Прошу тебя, поторопись. Нину с собой не бери, это может быть опасно.
Зазвучали короткие гудки. Семён повесил трубку. Я посмотрел на Нину. Она всё слышала и молча кивнула мне. Нужно было идти.
На улице уже стемнело. Повсюду зажигались уличные фонари. Стоять на ярко освещённой остановке было жутко. А если патрульный трамвай поедет, тогда что? Бежать? Прятаться? Нина крепко держала меня за руку. Зазвенел приближающийся трамвай, мы замерли в страхе. Нет, не зелёный. Как Семён и обещал, приближался траурный и на нашей остановке затормозил. С лязгом распахнулись старые двери. Я испуганно глянул в темноту за ними — никого.
— На удачу. — поцеловала меня в щёку. — Иди. Быстрее иди. И пусть всё будет хорошо.
Я забрался в трамвай. Двери захлопнулись. Замазанные краской окна скрыли от меня улицу. Я оказался в темноте и на ощупь нашёл сиденье. Трамвай затрясся и поехал. В темноте я совершенно потерял счет времени, словно оказался в другом, потустороннем мире. В этих трамваях перевозили мертвецов на кладбище. Там похоронная бригада предавала тела усопших земле. Поговаривали о строительстве крематория и полной автоматизации процесса. Трамвай заезжает в крематорий, гроб вынимает робот, и в печь.
А если и меня в печь? Нет, это темнота так действует. Мерещится всякое, мысли дурацкие лезут в голову. Я затряс головой, пытаясь избавится от чертовщины. Но почему же так долго едем? Устал ждать.
Трамвай дернулся и остановился. Двери открылись. Я вышел. Но нужно было ещё дойти до той улицы. Я шел, стараясь держаться в тени. Обходил гаражи с задней стороны, старался держаться подальше от открытых мест. Мимоходом поглядывал на горящий свет в окнах пятиэтажек. Сколько людей там живёт? Дома словно пустые. Во дворах ни души. От этого становилось ещё страшнее. В одной из пятиэтажек свет горел в нескольких окнах.
Другая была освещена практически вся. Значит, люди живут. А где собачники, выгуливающие собак вечером? Где играющие дети? Где люди, возвращающиеся с работы и переговаривающиеся возле подъездов? Почему так пусто? Это так называемый комендантский час?
Когда я услышал шум приближающегося автомобиля, то от страха спрятался в ближайших кустах. До такой жути дошёл. У дома напротив остановился зелёный микроавтобус. Водитель, в темноте было не разобрать его лица, вышел и открыл задние двери. Из кузова начали выпрыгивать люди в серебристых, как у пожарных, защитных костюмах. Они негромко переговаривались. Доставали какое-то снаряжение.
С работы возвращаются, подумал было я, и только хотел расслабиться и вылезти из кустов, как увидел, что за оборудование они разбирают. Они, помогая друг другу, одевали на себя огнемёты. Я увидел, как один из них поджёг свой, видимо испытывая, и прикурил от него. Огнемёты? Но зачем?
Нет, с такими людьми лучше не здороваться. Я подождал, пока они скроются в подъезде дома и на корточках пробрался дальше. Вот и она Огневая улица. Вернее, тупик. Вот и знакомый дом. Я со всех ног кинулся по лестнице, позвонил в дверной звонок. Мне никто не открыл. Может, она спит и не слышит? Я звонил ещё и ещё. Дверь не открывалась. Я запаниковал. Что же делать? Я вышел из подъезда и начал глазами искать окно, где жила Огневая. Вроде нашёл. Окно было освещено. Значит хозяйка дома. Но почему не открывает дверь? Я решил попробовать еще раз достучаться до неё.
— Так, а ты чего тут делаешь, в такое время? — раздался голос.
Я испуганно обернулся. Анна Сергеевна стояла позади меня, нагруженная тяжёлыми сумками. Она судя по всему тоже испугалась и узнав меня, облегченно вздохнула. Я объяснил ей, почему я здесь и попросил помощи.
— Сумки неси, только осторожно, банки там не разбей. — велела она мне.
Я выхватил сумки у неё из рук. Тяжелые. Да как она их несла-то. Мы поднялись к ней в квартиру. Анна Сергеевна устало пыхтела, пытаясь ключом отпереть дверь.
— Вымоталась за день. — объяснила мне она, когда зашли в квартиру. — Весь день таскаю и таскаю. Нельзя их ликвидаторам оставлять. Соседи всё-таки.
— Кто соседи? Это разве не соленья на зиму? — не понял я её.
— Какие соленья, телок ты глупый? — возмутилась Огневая. — Пошли в ванную, покажу.
В ванной комнате она начала доставать банки из сумок и открыв, выливала содержимое в ванную. Желе? Я заглянул в ванную и отшатнулся, меня чуть не вырвало. В ванной плавало нечто. Булькающая розовая жижа, я успел заметить всплывший глаз. И какие-то ошмётки кожи.
Анна Сергеевна увидела мою реакцию и грустно вздохнула.
— А ведь ещё два года назад она была настоящая красавица. Сорок лет. Мужчины дрались за неё. А она верность мужу хранила, сгинувшему в аварии. Отшивала кобелей. Вот скажи мне, за что нам такое наказание? Чем провинились мы перед людьми и богом? По какому такому праву нас жгут огнём?
У меня на голове зашевелились волосы от ужаса.
— У неё Аркат? Это так выглядит четвертая стадия?
— Она самая. Четвёртая. Вчера от скелета отошла. Я её в банки собрала и ношу сюда потихоньку. Мне тоже нелегко, у самой вторая стадия, да и возраст.
Анна Сергеевна, уже не стесняясь, сняла платок скрывающий лицо. Посмотрела на меня. Кожа на
