я и параллельно ввожу пароль на компьютере. На мониторе появляется черно-белое изображение Кейт Мосс из рекламной кампании Calvin Klein 1992 года. Кейт сидит на циклораме в одних джинсах и левой рукой держится за правую пятку. Глаза модели устремлены на меня, а вокруг ее силуэта разбросаны рабочие папки и ярлыки так, чтобы они не касались ее тела.
— Макс?
— Что?
— Ты боишься!
Мы молчим какое-то время, а затем я слышу звук чего-то бьющегося и голос Ани.
— Блять, — вскрикивает она.
— Что случилось?
— Кружку разбила. — Аня снова пропадает.
— Не порезалась?
— Нет. К счастью, нет. Но упала прямо рядом с ногой. Началось, видимо, это…
— Что?
— Ну, когда все начинает лететь из рук.
— Много осколков?
— Да.
— Как уберешь все, проверь еще раз. Чтобы не осталось мелких на полу.
— Макс, не переживай за это. Хотя, если порежусь, могу остаться дома по уважительной причине.
— Ты и так можешь, — внезапно произношу я, и на том конце повисает пауза.
— Вот это шуточка. — Аня говорит серьезным голосом, в котором проскальзывает волнение. — Я даже не знаю, что и ответить.
— Прости, я не подумал.
— Да прекрати. Хорошая шутка, жизненная такая.
— Ань?
— Что?
— Можно я к тебе перееду?
— Сейчас? Ты чего, мне на работу выходить пора уже, — отвечает Аня, и я понимаю, что она не расслышала вопроса.
— Понял. А когда мы сможем…
— Давай разберусь с делами и сообщу, хорошо? Мне пора бежать.
— Хорошо, понял.
— Макс, мне правда надо бежать, — говорит Аня, — а то опоздаю. Все, пока.
Аня кладет трубку, и я чувствую, что этот разговор был не таким, как остальные, которые мы заканчивали, признаваясь друг другу в любви.
***
В редакции полно людей и очень шумно. Я пытаюсь вслушаться хотя бы в один разговор, но ничего не разбираю. Иногда кто-то хлопает меня по плечу и протягивает руку. Передо мной проскальзывает лицо Ники, которая улыбается, что-то произносит, но затем убегает в сторону ресепшена. Я останавливаюсь посреди редакции и смотрю вокруг. Серега поднимает руку и машет мне; Алла сидит с девочками из рекламного отдела, они чокаются бокалами с шампанским. Катя, улыбаясь, выходит из кабинета Игоря, который, замечая меня, захлопывает дверь и возвращается за свое рабочее место. Юля проходит рядом со стопкой распечатанных страниц в руках из нового номера, и я хватаю одну из них и начинаю разглядывать. На ней Лола тянется к райскому дереву, чтобы сорвать с ветки солнцезащитные очки. Я подношу ближе к глазам этот снимок, но Юля вырывает его из моих рук и относит все Игорю на стол, а затем выходит из кабинета и проходит мимо меня, качая головой. Алена встает из-за своего рабочего места, подходит ко мне и начинает что-то говорить. Я отвечаю ей, что все сделаем, но она с непониманием смотрит на меня, а потом разворачивается и уходит. Когда кто-то из соседней редакции задевает меня сумкой и женский силуэт удаляется в другое крыло, я поднимаю голову и смотрю на трещину, которая увеличилась в размерах и уходит теперь под вентиляцию. В страхе убегаю в туалет, где умываю лицо ледяной водой, а когда вытаскиваю бумажные полотенца, внезапно слышу голос.
— Да, все так оно и есть, — раздается из крайней кабинки. — Полная жопа, полнейшая.
Я понимаю, что это тот самый голос, который я слышал перед вечеринкой в Доме архитектора, и застываю на месте.
— Никто не знает, что будет дальше. Тут вообще никто ничего уже не знает. Кажется, всем осталось недолго. Ну, может, и хорошо это. Быстрее все исчезнут. Главное, чтоб эта вся бессмысленность не оказалась потом где-то. Понимаешь, о чем я?
Я аккуратно вытираю лицо, сминаю бумажное полотенце и отправляю его в мусорку. В какой-то момент хочу закрыть на замок входную дверь, чтобы никто не зашел и не спугнул голос, но понимаю, что его даже шум воды не побеспокоил. Голос на какое-то время замолкает, видимо, потому, что слушает того, с кем общается, а потом снова возвращается:
— Этого я видел несколько дней назад. Сидел у себя в кабинете, смеялся. Мерзкая рожа. Ну ничего. Таких как он тоже смоет. Никто не выберется просто так из этой жопы. Надеюсь, первый, кто утонет во всем дерьме, — будет он. Потому что прекрасная жизнь должна заканчиваться когда-то.
***
Алиса развешивает на отдельный рейл наряды, в которых мы должны пойти на вечеринку, а затем берет отпариватель и быстро проглаживает мою рубашку. Я наблюдаю за ее действиями с дивана и кручу в руке телефон. В духовке что-то готовится в фольге, слегка пощелкивая. Алиса замечает мой взгляд и улыбается, а потом просит колонку поставить композицию Ancora в исполнении Рошин Мерфи. Я вижу, как по колонке пробегает фиолетовая полоска, и мне от этого становится страшно. Алиса убирает отпариватель в гардеробную, идет в мою сторону, проводя по волосам рукой, и садится рядом.
— Будет весело, — говорит она, глядя в телефон.
— Угу.
— Хочется повеселиться по полной. Ты чего такой сегодня?
— Какой?
— Серьезный. Все хорошо?
— Да, нормально.
— Нормально или хорошо?
— Нормально.
— Давай все хорошо будет?
— Пускай будет так. А что ты готовишь?
— Курицу с овощами.
— Ты же никогда не готовила.
— Захотела сюрприз сделать. Посмотрела сегодня в интернете ролик, заказала все, и сейчас будем ужинать. Еще вино купила.
— Понятно.
— Хочется как в идеальной семье, знаешь?
— Это как?
— Ну, когда домашний ужин, бокалы, вино.
— Понял. Слушай, я хотел тебе кое-что сказать… — Я глубоко вдыхаю.
Алиса внезапно прикладывает указательный палец к моим губам:
— Тс-с. Пусть припев проиграет.
Она качает головой и приоткрывает губы, молча подпевая песне, а потом идет к духовке. Алиса смотрит внутрь через стекло, а затем открывает ее, выдвигает противень и щипцами раскрывает фольгу, из-под которой начинает валить дым. Она что-то недолго разглядывает, потом резко падает на колени и начинает громко плакать, прикрывая руками губы.
— Ты чего? — Я подбегаю и рукой разгоняю дым. — Алис, что случилось?
— Все… — Алиса заикается и плачет еще громче. — Все сгорело!
Я присаживаюсь рядом и прижимаю ее к себе.
— Курица сгорела, — не успокаивается Алиса. — Мне очень хотелось, чтобы у меня получилось…
— Алис, прекрати, — шепчу я ей на ухо.
— У меня ничего не вышло. — Тело Алисы начинает дрожать, а из рук вываливаются кухонные щипцы. — Я не смогла.
— Ну ты чего, это всего лишь курица, слышишь? Сейчас закажем из ресторана.
— Я хотела сама. Для нас. Чтобы было как… — Алиса не может договорить фразу, захлебываясь слезами. Я прижимаю ее к себе сильнее, чтобы она скорее успокоилась.
— Перестань, пожалуйста. Все в порядке. — Дым попадает мне в нос, и я закашливаюсь.
— Я хотела, чтобы было все как в идеальных семьях. Но не получилось ничего. Я не смогла. Все сгорело. Я никчемная.
— Ну ты с ума сошла, Алис? Пойдем на диван.
— Я не хочу на диван. Я хочу за стол.
— Ну пойдем тогда за стол.
— Ничего не получилось, ничего…
— Ну хватит тебе, — шепчу я в ухо, — все хорошо.
— Нет, нет, нет.
***
По лобовому стеклу бьются дворники, разбрасывая падающие с неба потоки воды, но видимость не улучшается. Машину начинает немного вести в сторону, словно под колесами не мокрый асфальт, а заснеженная дорога; водитель нервничает и сжимает руль изо всех сил. Алиса полностью расслаблена на заднем сиденье и смотрит в телефон, в котором одна история быстро сменяется следующей. Я же вглядываюсь в лобовое стекло и держусь за ремень безопасности, который стоит пристегнуть, но не хочется мять рубашку. Когда на стекле размытое
