сказал он, давая понять, что любой спор здесь будет неуместным.
Я молчала, пытаясь успокоить бегущие галопом мысли.
— Я… упокоила трех призраков сегодня, — медленно проговорила я.
— Элизабет…
— Да нет, я не о том! — отмахнулась я. — Один из них рассказал… Рейвен. — Я посмотрела в серые глаза. — Ты сказал, демоны не появляются просто так, их вызывают. Верно?
— Да. Обычно тупоголовые чернокнижники, которые думают, что таким образом смогут кому-то отомстить или подчинить кого-то. Сначала получается, а потом… — Рейвен ухмыльнулся. — От них первых не остается даже костей. Демоны — коварные существа, но им не чужда справедливость. Своеобразная, конечно. Еще одно, что стоит учитывать.
Я закусила губу изнутри.
— Проповедник. Ему было выгодно, чтобы в городе появилась нечисть, Рейвен, ты сам слышал, что горожане стали чаще ходить в церковь после того, как началось… это.
Он мотнул головой.
— Этого недостаточно. И я не думаю, что… этот фанатик в самом деле настолько умен, чтобы устроить все, что происходит в этом городе. Это… Тьма разберет, что, — неожиданно выругался он.
— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросила я.
Впервые видела, чтобы Рейвен признавался в том, что чего-то не знает. Впервые видела, чтобы он злился из-за того, что чего-то не понимает.
— Я никогда такого не видел, — рявкнул он. — Я не про демонов, я про то, что здесь творится уже несколько недель, из-за чего бургомистр написал в НекроС. Даже погода беснуется, посмотри в окно! — он махнул рукой туда, где по прозрачному стеклу уже барабанили капли, тяжелые, как град. — Ураганы и ливни каждый день, Тьма как будто разлита в воздухе, потому я не могу почувствовать ни тебя, ни кого-то еще. Призраков зовет что-то непонятное, гримы исчезли с кладбищ, за неделю до твоего приезда из могил поднялись трое умертвий… Здесь кто-то очень сильный, Элизабет, — подытожил Рейвен. — Умный. И крайне озлобленный.
За окном грянул гром, как будто подкрепляя слова Рейвена.
Гроза в ноябре?.. Звучит как шутка.
— Озлобленный?
— А ты как думала? — на лице Рейвена появилась знакомая язвительная усмешка. — Тьма — это не горсть леденцов, чтобы с ней побрататься, нужно ее в себя впустить, — Рейвен хмыкнул. — Ума не приложу, как у тебя это вышло.
О, в тот момент темных мыслей у меня было хоть отбавляй. Ты и представить себе не можешь.
Иногда тот, кто кажется самым добрым и самым надежным, оказывается… чудовищем. И пережить такое, не впустив в себя Тьму, невозможно.
— Идем, — выпалила я.
Кажется, я знала, что нам делать. Шанс был, хоть и крохотный. И я намерена была им воспользоваться.
20.1
Я подошла к Рейвену и дернула его за рукав, как делала обычно. Тут же замерла, так и не выпустив серую скользкую ткань из пальцев. В ответ на слишком знакомое ощущение в мозг хлынули воспоминания, и мне казалось, их лавина меня вот-вот раздавит.
Вот Рейвен целует меня в пустой аудитории, я хватаю его за плечо, пытаясь оттолкнуть, но так и не отталкиваю, потому что изнутри меня затапливает жаром, а прикосновения губ и объятья делают со мной что-то страшное, пугают и будоражат одновременно. В нос ударяет запах сандала, земли, чего-то теплого, терпкого и щекотного. Гладкая плотная ткань лацкана пиджака обжигает пальцы.
Вот Рейвен лежит головой у меня на коленях, вокруг — летний день, солнечный свет пробивается сквозь ветки деревьев и слепит глаза. Лицо Рейвена, обычно напряженное, спокойно, он смотрит на меня, прищурив один глаз и спрашивает: «Тебе бы понравилось быть герцогиней Тенербен? Правда, в нагрузку к титулу идет муж-некромант с тяжелым характером».
У меня перехватывает дыхание, когда Рейвен достает из кармана пиджака кольцо с рубином, я сжимаю пальцы у него на плече, гладкая ткань прохладная, как вода в реке.
«Ты не понимаешь, что-то ужасное должно произойти, я чувствую! Нам нельзя жениться!» — выкрикиваю я, и растерянный Рейвен прижимает меня к себе, ткань пиджака касается щеки, сердце Рейвена стучит мерно, медленно, успокаивающе.
— Элизабет? — удивленный голос Рейвена вырвал меня из воспоминаний.
Он посмотрел на мою ладонь, которой я по-прежнему держала его рукав.
Я отшатнулась.
Не стоило до него дотрагиваться. Мне казалось, еще пару мгновений — и я почувствую запах сандала и земли.
— Идем. Нам нужно… Да пойдем скорее!
— Куда?
— В мою комнату.
Рейвен поднял брови, вид у него был ошарашенным. В другое время я бы порадовалась тому, что мне удалось выбить его из колеи, но сейчас на это не было времени.
— Да скорее! — нетерпеливо воскликнула я. — У нас времени совсем нет! Или… ты не можешь идти?
Я скосила взгляд на трость, на которую опирался Рейвен, и закусила губу. Взял ее с собой? Знал, что истощит себя настолько, что ему ходить будет сложно? Ох, Тьма! Он вообще помнит, что должен беречь себя⁈ Упрямый вендиго!
— За кого ты меня принимаешь? — возмутился он. — Что ты припрятала в своей комнате? Железную деву и дыбу, чтобы вывести преступника на чистую воду? Предупреждаю сразу, пытки не особо эффективны, когда счет идет на часы.
— Да нет же! Пойдем! Я докажу тебе…
Отмахнувшись от воспоминаний и ненужных эмоций, я рванула вперед и распахнула дверь.
— Рейвен Тенербен, если ты не последуешь за мной, я решу, что ты болен, и начну тебя лечить! — крикнула я.
— Да проклятые же кресты! Элизабет! — кончик трости стукнул об пол, и я с облегчением услышала, что Рейвен шагнул вслед за мной.
Ворвавшись в свою комнату, я оставила дверь открытой, вытащила саквояж из шкафа и грохнула его на кровать.
Сумерки уже успели сгуститься, из-за бушующей за окнами непогоды свет в комнате был серым и скудным. Капли барабанили по стеклу, гром гремел. На то, чтобы зажечь свечи, не было времени.
— Что ты делаешь? — удивленно спросил Рейвен, остановившись в дверях.
Что я делаю, что я делаю… Вдруг получится! Застежка саквояжа поддалась не сразу, должно быть, потому что руки у меня тряслись. Вот Тьма! Я же умертвие, ну с чего трясущиеся от волнения руки мешают мне даже в посмертии⁈ Это несправедливо!
— Ага! — хищно воскликнула я, наконец раскрыв саквояж. — Иди сюда.
Черный шелк погладил пальцы, и я вытащила череп наружу.
— Это. Что. Такое? — медленно спросил Рейвен, подходя ближе.
Трость стукнула несколько раз, и я почувствовала, как макушки касается его дыхание.
— Это… Хм, долго объяснять, — честно сказала я, глядя в черные глазницы, — по правде говоря… м…
В этот момент череп в моей руке наконец вздрогнул, подпрыгнул, щелкнул челюстью.
— Наконец-то! — капризно заявил он визгливым женским голосом. — Да кто тебе сказал, вздорная девчонка, что ты можешь просто так взять и засунуть меня в свой мешок! Я тебе не игру… О. — Череп замолчал, а потом заговорщицки прошептал: — Это он, да?
— Не понимаю, о чем ты.
Моя бы воля — заткнула бы эту говорливую голову прямо сейчас, но я не могла связаться с дядюшкой, едва достав череп из мешка. Сначала нужно было немного подержать его в руках, накормить силой.
Если бы был способ заставить его молчать!
— Твой некромант! — голос черепушки стал задумчивым и каким-то кровожадным. — Хорош, хорош. Волевой подбородок, кудри, а какая осанка! Даже шрам его не портит! Вот что значит порода! Но я думала, он выше!
Рейвен за моей спиной закашлялся.
— Элизабет Фортескью, это что? — низким сдавленным голосом спросил он.
— Не самое лучшее средство связи, — проворчала я. — Дядюшка постарался. Дай мне поговорить с графом Фортескью!
— Э-э-э, ну уж нет, — голос черепа стал высоким и плотоядным. В глубине черных глазниц, я могла поклясться, что-то блеснуло. — Ну что ж, в целом, высокий титул легко искупает не самый высокий рост. Напомни, почему ты решила его бросить? Совсем с ума сошла? Думаешь, тебя где-то ждет партия получше? Решила, что любовь сделает тебя счастливой? Глупое дитя! Любовь только портит все! А замуж стоит выходить по расчету, и чем точнее расчет — тем беззаботнее жизнь!
Ох, Тьма.
— Тише! — прошипела я. — Соедини меня с дядюшкой!
Я коснулась указательным пальцем костяного лба, череп, хвала всему, что существует в этом мире, замолчал.
Только бы дядюшка ответил!
И только бы проклятый череп не принялся снова разглагольствовать!
Вглядываясь в черные провалы глазниц, я могла поклясться, что вижу хищный прищур подведенных темным глаз, орлиный нос, высокую старомодную прическу и рвущееся наружу желание взять дело в свои руки. Даже если этих самых рук уже давно нет. Дядюшка все не отвечал. Вот Тьма! Только молчи, костяная ты… сваха! Череп угрожающе щелкнул зубами. Проклятье! Проклятые кресты!
Глава 21
Я отняла палец от черепа и огорченно вздохнула.
— Попробую еще через пару минут. Дядюшка… я просила его кое о чем. Он должен нам помочь. Сейчас вечер, вечера он обычно проводит у себя в кабинете, должно быть, задержался на ужине.
— Это все, что ты можешь мне сказать? — осведомился
