рассвете, за исключением воскресений и христианских праздников, когда они были закрыты весь день. За пределами гетто евреев заставляли носить отличительную одежду: мужчин - желтую шляпу, женщин - желтую вуаль или значок. Подобные гетто были созданы во Флоренции и Сиене, а также, согласно папскому эдикту, в Анконе и Болонье, где они назывались "Инферно". 65 Павел IV издал секретный приказ о том, что все маррано в Анконе должны быть брошены в тюрьмы инквизиции, а их имущество конфисковано. Двадцать четыре мужчины и одна женщина были сожжены заживо как еретики-рецидивисты (1556);66 а двадцать семь евреев были пожизненно отправлены на галеры.67 Для евреев Италии это были ужасные сумерки золотого века.
Горстка еврейских беженцев пробралась во Францию и Англию, несмотря на исключающие законы. Почти вся Германия была закрыта для них. Многие отправились в Антверпен, но лишь немногим разрешили остаться там больше чем на месяц. Диогу Мендеш, португальский маррано, основал в Антверпене ранчо банка , который его семья основала в Лиссабоне. К 1532 году он добился такого успеха, что совет Антверпена арестовал его и еще пятнадцать человек по обвинению в исповедовании иудаизма. Генрих VIII, нанявший Мендеса в качестве финансового агента, вмешался, и тринадцать человек были освобождены после уплаты крупного штрафа - "последнее дело" многих подобных арестов. Другие евреи перебрались в Амстердам, где они процветали после освобождения Голландии от Испании (1589).
Тем беглецам, которые искали убежища в регионах ислама, не контролируемых непосредственно турецким султаном, жилось не лучше, чем в христианстве. Евреи, пытавшиеся высадиться в Оране, Алжире и Бугии, подвергались обстрелу со стороны мавров, и несколько человек были убиты. Им было запрещено входить в города, и они построили импровизированное гетто из хижин, собранных из обрезков пиломатериалов; одна хижина загорелась, и все поселение, включая многих евреев, было уничтожено. Те, кто отправился в Фес, обнаружили, что ворота для них закрыты. Они сели на полях и жили травами и кореньями. Матери убивали своих младенцев, чтобы не дать им умереть от голода; родители продавали своих детей за крохи хлеба; мор уносил сотни детей и взрослых. Пираты совершали набеги на лагерь и похищали детей, чтобы продать их в рабство.68 Убийцы разрывали тела евреев, чтобы найти драгоценности, которые они, как считалось, проглотили.69 После всех этих страданий выжившие, проявляя невероятное мужество и испытывая бесконечные трудности, создали новые еврейские общины в мавританской Северной Африке. В Алжире Симон Дюран II неоднократно рисковал жизнью, чтобы защитить изгнанников и организовать для них хоть какую-то безопасность. В Фесе Якоб Бераб стал самым известным талмудистом своего времени.
При мамлюках и османских султанах испанские беженцы нашли гуманный прием в Каире и вскоре возглавили еврейскую общину. Селим I упразднил старую должность нагида или князя, благодаря которой один раввин назначал всех раввинов и контролировал все еврейские дела в Египте; теперь каждая еврейская община должна была выбирать своего раввина и решать свои внутренние проблемы. Новый раввин Каира, Давид ибн аби-Зимра, испанский иммигрант, покончил с селевкидским методом летоисчисления, которым пользовались евреи Азии и Африки, и убедил их принять (как это сделали евреи Европы в XI веке) календарь, отсчитывающий год от сотворения мира (anno mundi), предварительно установленный как 3761 год до нашей эры.
Куда бы ни приезжали сефарды или иберийские евреи, они приобретали культурное, а зачастую и политическое лидерство над местными евреями. В Салониках они стали и оставались до 1918 года численным большинством населения, так что неиспанским евреям, приезжавшим туда жить, приходилось учить испанский язык. В условиях еврейской гегемонии Салоники на некоторое время стали самым процветающим торговым центром в Восточном Средиземноморье.
Султан Баязет II приветствовал еврейских изгнанников в Турции, ведь они принесли с собой именно те навыки в ремеслах, торговле и медицине, которые были наименее развиты среди турок. Баязет сказал о Фердинанде Католике: "Вы называете Фердинанда мудрым королем, который сделал свою страну бедной и обогатил нашу?"70 Как и все не мусульмане в исламе, евреи облагались поголовным налогом, но это освобождало их от военной службы. Большинство турецких евреев оставались бедными, но многие из них достигли богатства и влияния. Вскоре почти все врачи в Константинополе были евреями. Сулейман так благоволил к своему врачу-еврею, что освободил его и его семью от всех налогов. При Сулеймане евреи стали настолько известными дипломатами, что христианские послы были вынуждены обращаться к ним как к приближенным к султану. Сулейман был потрясен притеснениями анконских евреев при Павле IV и обратился с протестом к Папе (9 марта 1556 г.); он потребовал освободить тех анконских евреев, которые были подданными Турции, и они были освобождены.71 Грасия Мендезия, представительница банкирской семьи Мендес, занимаясь филантропией и терпя оскорбления и обиды в Антверпене, Ферраре и Венеции, наконец обрела покой в Стамбуле.
Святая земля под турецким владычеством вновь обрела народ, который первым сделал ее святой. Поскольку Иерусалим был священным как для христиан и мусульман, так и для евреев, жить в нем разрешалось лишь ограниченному числу иудеев. Но в Цфате, в Верхней Галилее, численность и культурный престиж евреев росли так быстро, что Якоб Бераб попытался основать там Синедрион как правящий конгресс для всего еврейства. Это был смелый замысел, но евреи были слишком разделены по пространству, языку и путям, чтобы допустить такое объединение правления. Тем не менее, в еврейских молитвах по всему исламу и христианству Яхве молил "собрать рассеянных .... с четырех концов земли"; а в Йом Кипур и Пасху евреи повсюду объединялись в надежде, которая поддерживала их во всех трагедиях: "В следующем году мы будем в Иерусалиме".72
IV. ТЕХНИКА ВЫЖИВАНИЯ
Способность евреев восстанавливаться после несчастий - одно из впечатляющих чудес истории, часть той героической стойкости, которую человек в целом проявляет после жизненных катастроф.
Сегрегация не была самым страшным унижением; друг с другом они были счастливее и безопаснее, чем среди враждебной толпы. Бедность они могли переносить, поскольку знали ее веками, и это не было их прерогативой; более того, они скорее гордились своим случайным богатством, чем осознавали свою неизбывную нищету. Самым недобрым из всех порезов, какими бы мотивами они ни руководствовались, был значок или отличительная одежда, которая выделяла их как презираемых и отверженных людей. Великий историк евреев с горечью пишет:
Еврейский значок был приглашением для гамина оскорблять его носителей и поливать их грязью; он предлагал глупым толпам обрушиться на них, издеваться над ними и даже убивать; а высшему классу давал возможность подвергнуть евреев остракизму, разграбить их или изгнать. Хуже этого внешнего бесчестья было влияние значка на самих
