гражданами. Эта "трансцендентная социальная цель" является "трансцендентной" в том смысле, что она выходит за рамки интересов отдельных людей и поколений; "социальной" в том смысле, что она идентифицирует и связывает народ в рамках коллективного существования; и имеет "цель" в том смысле, что она формулирует судьбу этого народа. В то же время, позволяя и выполняя
Если в качестве причины, по которой народ предоставляет суверенитет своему государству, выступает трансцендентная социальная цель, то государство не может просто декларировать эту цель. Напротив, она должна возникать из самого народа как спонтанное и естественное следствие его существования.
Таким образом, основание требует идеологической основы, в рамках которой идентичность народа, его трансцендентное социальное предназначение и наделение суверенитетом могут быть соединены в создании государства. В каждом случае это сочетание во многом определялось ролью истории в концепции основания, в частности, представлением об исторической судьбе народа. Таким образом, центральный вопрос данного исследования состоит в следующем: Как сочетались (1) метафизическая концепция воли народа, (2) ритуальное наделение нового государства суверенитетом и (3) трансцендентная социальная цель при создании современных государств? Например, при создании Третьего рейха в 1933 г. нацистская идеология объединила идентичность немецкого народа (как арийской расы), его трансцендентную социальную цель (как реализацию его исторического предназначения) и суверенную власть (официальное признание Гитлера вождем, воплотившим волю немецкого народа в реализации этого предназначения). Во всех современных основах право государства править заложено в социальной цели, вытекающей из самого существования народа. Эта социальная цель превращает чисто инструментальное выживание государства как гаранта стабильного социального порядка в орган, которому народ обязан подчиняться, поскольку государство выполняет его нормативное предназначение. Таким образом, государство становится агентом, способствующим реализации коллективной судьбы народа, будь то его расовое превосходство в сообществе наций, прославление божества посредством религиозной дисциплины, ответственность за построение пролетарской утопии, создание и сохранение демократические права и принципы.
В период, предшествующий моменту основания, конкурируют между собой альтернативные представления о трансцендентном социальном предназначении нового государства. Как мы увидим, эта конкуренция неизбежно принимает форму альтернативных практик, через которые проявляется воля народа. Предшествующий период создает сцену, на которой революционная элита совершает то, что можно назвать "очарованием", в котором сливаются воедино трансцендентная социальная цель, воля народа и вновь создаваемое государство. Это очарование требует искренней веры со стороны колдунов, и поэтому данная книга посвящена тому, какими были эти убеждения и как они определяли формы, в которых основатели осуществляли это соединение.
Аутентичное проявление воли народа при учреждении требует, чтобы никакая другая власть, кроме самого народа, не могла повлиять на это волеизъявление. ("Аутентичное" здесь означает "правдиво раскрытое в рамках определенной логики и идеологического понимания". Ничто в социальной реальности, в том числе и воля народа, не является "универсально аутентичным"). В классической политической теории единственной ситуацией, в которой это условие может быть выполнено, является естественное состояние - первозданное социально-политическое состояние, в котором никогда ранее не существовало никакого правительства. В этом изначальном естественном состоянии люди, никогда не имевшие государства, добровольно собираются вместе, чтобы составить общественный договор, который одновременно создает государство и наделяет его суверенным правом на управление. В современном мире, однако, почти все общества в то или иное время находились под властью государства, некоторые из них - на протяжении нескольких тысячелетий. Для них именно решительный отказ от суверенитета правящего государства возвращает людей к чему-то вроде естественного состояния.
Таким образом, современное учреждение - это событие, следующее за революцией, когда конституционное собрание проводит эту волю в жизнь в форме нового общественного договора, который мы обычно называем конституцией. Однако такое описание преувеличивает различие между государством и народом, поскольку политическая элита одновременно определяет, кто такой народ, что требует народ в качестве трансцендентной социальной цели и как будет создаваться суверенитет нового государства. То, что в ином случае мы могли бы трактовать как общественный договор между государством и народом, на самом деле основательно вплетено в саму идентичность обоих.
Основатели всех современных государств исходили из того, что при выборе институциональной формы и социальных обязательств нового правительства они опираются на волю народа и руководствуются ею. При этом все они утверждали, что народ, которым будет управляться новое государство, дал согласие на его создание. Например, в случае с английской конституцией согласие представлялось как произошедшее глубоко в "тумане истории" и более или менее одновременное с появлением англичан как народа. Точная личность первого короля Англии и точный момент создания парламента были (и остаются) относительно неважными по сравнению с масштабным фактом длительной, непрерывной конституционной традиции, которая оформляет, определяет и документирует согласие народа. Английский случай является примером лишь одного из случаев воображения, причем воображения, которое всегда опирается на некоторую комбинацию торических фактов, культурно-этнической идентичности и мифотворчества. В 1988 г. Эдмунд Морган утверждал, что "народные правительства Великобритании и США опираются на суверенитет в той же степени, что и правительства России и Китая". Он написал этот отрывок как раз перед началом радикальной трансформации социалистических режимов последних, но его замечание было бы не менее обоснованным и более теоретически сильным, если бы он просто сказал: "Суверенитет всех современных правительств покоится на функциях ".
Поскольку трансцендентная социальная цель народа является имманентной частью его природы, народ должен дать свое согласие на то, чтобы эта цель была заложена в новом государстве. В этом смысле все современные основания являются "демократическими", поскольку придают цели народа актуализированную государственную форму. Таким образом, все современные государства претендуют на воплощение воли народа. Однако воля народа категорически не является объективным фактом, который может быть эмпирически продемонстрирован, поскольку во всех случаях она детерминирована мифологической основой, на которой народ появляется на свет. Вместо этого воля народа является мифологической основой. Напротив, воля народа неразрывно и нормативно связана с понятием "народ" как коллектив; сама причина, по которой народ обретает идентичность как коллективное тело, содержит - или, лучше сказать, наделяет его - чем-то (целью или предназначением), что он обязательно "волит". Невозможно установить, действительно ли народ "волит" эту цель или предназначение. Элита, создающая новое государство, должна создать концепцию воли народа, прежде чем она сможет его построить, и эта концепция должна соответствовать логике и идеологическим представлениям о трансцендентном социальном предназначении народа. Их концепция воли народа не является проверяемым утверждением. Например, большевики считали, что пролетариат не может не поддержать коммунистическую революцию, хотя многие рабочие явно не осознавали, что они должны это делать. В свою очередь, то, как революционная элита представляет себе волю народа, обосновывает и легитимирует утверждение о том, что политическая элита представляет и воплощает волю этого народа, совершая
