ужасных бедствий.
Конечно, Рид описывает эту необычную тишину как довольно "поверхностную". Но какими бы ни были народные настроения в те "десять дней", в течение следующих десяти лет очень мало таких моментов даже поверхностного спокойствия будет предоставлено еще меньшему числу людей на территории бывшей бескрайней Российской империи и ставшего СССР, которые пережили десятилетие беспрецедентно жестоких и масштабных бедствий и гражданских войн.
* * *
По словам автора недавнего популярного исследования этого периода, междоусобные конфликты, о которых идет речь, "превзошли все остальные" в охваченном гражданской войной двадцатом веке как "по масштабам, так и по значимости". Мало кто будет спорить с тем, что "масштаб" того, что традиционно называют "Гражданской войной в России", был потрясающе велик: ведь она велась на границах (и за границами) распавшейся, а затем реконфигурированной империи, занимавшей шестую часть поверхности земного шара; В нее были вовлечены не только 160 миллионов жителей этой многоликой и многонациональной империи и миллионы жителей соседних государств, в которые просачивались конфликты, но и интервенционистские силы противоборствующих сторон Первой мировой войны - как союзников, так и центральных держав - из Европы и других стран (включая колониальные подразделения Британской и Французской империй, а также армии США, Японии и Китая). Проросшая в мульче глобального конфликта, до сих пор так называемая "Гражданская война в России" была мировой войной в сжатом виде. Австралийцы и другие антиподовцы, надо заметить, высадились в Архангельске! А еще это был поистине перевернутый мир.
По своей стоимости, или интенсивности, "Гражданская война в России" также не имела себе равных (за исключением, пожалуй, до сих пор неучтенных "издержек" жестоких войн в Китае с 1927 по 1949 год): В период между 1917 и 1921 годами в ходе борьбы, о которой мы здесь говорим, погибло не менее 10 500 000 человек; еще многие миллионы были искалечены, осиротели или овдовели; и не менее двух миллионов бывших подданных царя оказались в изгнании, из которого большинство никогда не вернется добровольно - за исключением, в некоторых случаях, плохо приспособленных и обычно (но не всегда) маловероятных помощников гитлеровских захватчиков во время Второй мировой войны. В 1921-22 годах, когда наиболее активные фронты "гражданской войны в России" начали затихать, по меньшей мере еще пять миллионов человек погибли от страшного голода в Волго-Уральском регионе, на Северном Кавказе и Украине, который был вызван, в значительной степени, предыдущими годами потрясений, вызванных гражданской войной. И еще несколько десятков тысяч человек, по меньшей мере, погибли в боях и восстаниях - в основном в Закавказье и Средней Азии, - прежде чем волнения временно затихли около 1926 года. Таким образом, первая полная ("всесоюзная") советская перепись населения, проведенная в том же году, выявила 147 027 915 граждан СССР, в котором, если бы не мировая война, революция и гражданские войны (и с учетом потери бывших имперских земель Финляндии, Польши, Бессарабии и других территорий), можно было бы ожидать не менее 175 000 000, а возможно, и больше.
Помимо физических потерь, психологические шрамы, нанесенные участниками "Гражданской войны в России" (и их потомками) - победителями или побежденными, - остаются неисчислимыми, ведь это был, без сомнения, величайший катаклизм, охвативший Россию с тех пор, как в 1237-40 годах монголы прорвались через Каспийские ворота, чтобы захватить Киевскую Русь и разграбить города одного из самых богатых и утонченных обществ христианства. России потребовалось полтысячелетия, чтобы оправиться от этого катастрофического события. Можно утверждать, что спустя столетие после событий, о которых мы здесь рассказываем, Российская Федерация и другие государства, ставшие преемниками СССР, все еще примиряются с ними.
Историческое "значение" "Гражданской войны в России", как утверждает наш вышеупомянутый автор, неоспоримо - не в последнюю очередь потому, что во многих смыслах она ознаменовала переход от одной исторической эпохи к другой. Таким образом, хотя это был последний крупный конфликт в Европе, в котором наблюдались такие живописные (на современный взгляд) зрелища, как массовые кавалерийские наскоки и полковые знамена, которые регулярно разворачивались, "сплачивались", защищались до смерти или триумфально захватывались на поле боя, он также видел, как в свою (недолговечную) эпоху вступают одетые в темное бронепоезда, а также не менее жестокое и еще более грозное оснащение танков, бронемашин и военной авиации. В ходе этих боев иногда применялся и отравляющий газ; в этом конфликте также впервые заметно дебютировали массовый террор, этнические чистки и другие узнаваемые виды оружия психологической войны XX века; а пропаганда - особенно на стороне красных - стала искусством. В более широком смысле "Гражданская война в России" (пока мы будем называть ее так) и революция, из которой она частично проросла, стали первыми залпами столкновения идеологий - коммунизма и капитализма (сдобренного значительной примесью национализма, протофашизма и антисемитизма) - всемирно-исторического значения, предвосхитившего многие из сопутствующих ужасов двадцатого века. Действительно, некоторые недавние исследования привлекают внимание к предполагаемым "корням" нацизма в правых, антибольшевистских российских идеологиях, развившихся в ходе гражданской войны.
С другой стороны, как утверждал вышеупомянутый автор, ее хронологическая удаленность от нашей эпохи в значительной степени уменьшила общепринятое "значение" "русской гражданской войны", по крайней мере, в той части мира, которую мы все еще называем Западом (за неимением лучшего существительного для охвата тех частей света, которые не находились большую часть двадцатого века под господством Советской России). Например, наша российская "Гражданская война", безусловно, затмила в народном воображении ее испанский аналог 1936-39 годов. Помимо течения времени, это, возможно, объясняется тем, что события на полуострове легко ассоциируются (пусть и преувеличенно для телеистории) с вездесущими нацистами, с одной стороны, а с другой - с романтическими образами, вызванными участием в испанских конвульсиях поэтов, художников и тех, кого мы сейчас называем "публичными интеллектуалами", которые стали известны в англо-, франко- и испаноязычном мире. На Западе ни одно художественное или литературное сопряжение "Гражданской войны в России" не обладает таким томительным присутствием, как "Герника", или такой вопросительной болью, как "Homage to Catalonia" (или даже такой проблематичной популярностью, как "По ком звонит колокол"), и там не нашлось литературного мученика, который сравнился бы с убитым Федерико Гарсией Лоркой. Однако в Советском Союзе все было совсем по-другому, что и попытаются объяснить некоторые из последующих ссылок.
Но события, являющиеся предметом данного исследования, имеют очень много художественных и культурных репрезентаций огромной глубины и влияния, которые действительно задевают - и даже больше - сознание любого, кто интересуется тем, что такое Европа. Так, например, никто не может претендовать на понимание жестокости истории XX века на этом континенте, не говоря уже об эволюции его современной литературы, если не впитал в себя взгляды на
