исследования, подтверждающего ее пользу.
Для большинства школьных администраторов и законодателей не имело значения, что программа D.A.R.E. не основана на доказательствах. В мире, где правит системный стыд, решение широко распространенной социальной проблемы наркомании путем указания пальцем на "наркоманов" имело интуитивный смысл. На сайте удобнее было ориентироваться на конкретных людей, употребляющих наркотики, чем обсуждать, как общество может предотвратить такие вещи, как болезни сердца и печени, массовое лишение свободы, раннюю смертность и порочный круг бедности. Программа D.A.R.E. была в значительной степени вдохновлена образовательной программой по борьбе с преступностью Scared Straight 1970-х годов, которая также учила детей личной ответственности за противодействие преступности и насилию, и которая, как показали данные, также оказалась неэффективной. [12] Тем не менее, как и D.A.R.E., Scared Straight имела массовый общественный резонанс. Документальный фильм о тактике Scared Straight получил "Эмми" и "Оскар" [13] и продолжал демонстрироваться в классе еще долго после того, как исследователи обнаружили, что дети, прошедшие через Scared Straight, на самом деле чаще подвергались арестам. [14]
Длительная привлекательность фильмов "D.A.R.E." и "Scared Straight" показывает, насколько привлекательным для нашей культуры является стыд и насколько он контрпродуктивен для изменения индивидуального поведения или предотвращения общественных кризисов. Стыд лишает сил. Он демотивирует и изолирует нас. Если его применить к таким масштабным социальным проблемам, как эпидемии заболеваний или изменение климата, он вселяет в нас ужас. И все же мы продолжаем тянуться к нему. В этой главе мы изучим психологию стыда и обратимся к исследованиям, которые показывают, почему полагаться на стыд не только неэффективно, но и саморазрушительно. Мы также узнаем, почему системный стыд продолжает затягивать нас в свои сети, несмотря на горы доказательств против него.
Стыд заставляет запретное казаться более привлекательным
В то время как я учился в D.A.R.E., мой собственный отец тайно курил сигареты за мусорными контейнерами и в укромных парках по всему городу. Хотя он утверждал, что бросил курить, когда я родился, мой отец тайно продолжал курить более шестнадцати лет. Однажды, когда я учился в десятом классе, я прервал занятия, чтобы пойти покурить в парк со своими друзьями. Он стоял между деревьями, с пачкой в руках, с выражением лица "оленя в свете фар".
Все взгляды моего отца на жизнь были разрушены стыдом. Он всю жизнь скрывал свой церебральный паралич и судороги. Все мое детство он говорил мне, что мне повезло, что я не унаследовал его "уродливые" рыжие волосы и большой нос. Когда в среднем возрасте у него развился диабет, он лгал нашей семье и своему врачу о своих пищевых привычках, налегая на спрятанные в тайниках сладкие продукты поздно вечером. Он верил в то, что у него есть банковские счета, о которых никто не знает, что у него есть незаконные связи и что он держит других людей на расстоянии. Когда он впал в диабетическую кому и умер, когда мне было восемнадцать, никто не мог найти его тело в течение нескольких дней, потому что он был настолько социально изолирован.
"Твоему отцу нравилось иметь секреты", - так объясняет это моя мама. Я думаю, он чувствовал себя обязанным упиваться своим позором. Когда он умер, моя семья нашла кипы визиток психотерапевтов, разбросанных по всему дому, но, насколько мы можем судить, он так и не позвонил ни одному из них. Его стыд не давал ему провести сильную границу между остальным миром и его одиноким, закручивающимся в спираль "я", и именно это его и погубило.
В начале двадцатых годов я делал примерно то же самое, курил наедине с собой, наслаждаясь острыми ощущениями от того, что мне удается избежать наказания за что-то запретное, и мучаясь от стыда за отсутствие самоконтроля. По сей день я не могу объяснить, почему я это делал, кроме того, что я ненавидел себя и чувствовал, что меня тянет, словно какая-то гравитационная сила, сделать что-то рискованное и тайное. Как и мой отец, я переедал, а также чрезмерно занимался спортом. Я всегда занимался этим по ночам, после того как все ложились спать. Я скрывал свои привычки к самоповреждению от других людей. Я скрывала, что выхожу в Интернет и знакомлюсь с незнакомцами для анонимного секса, часто в захватывающе рискованных сценариях. Когда у меня обострилось расстройство пищевого поведения, я скрывала, что у меня пропали месячные, и объясняла внезапные обмороки последствиями переутомления (которым я, конечно же, занималась, потому что стыдилась). Моя огромная ненависть к себе никак не могла подавить мои саморазрушительные импульсы. Оно лишь подпитывало их и гарантировало, что я удовлетворяю свои потребности наименее здоровыми способами.
В стыде есть что-то притягательное. Запирание определенных действий за решеткой запрета часто делает их более привлекательными для нас. А интенсивность стыда затрудняет принятие взвешенных решений о том, как получить то, что нам нужно, и вместо этого мы реализуем свои желания импульсивно, неконтролируемо, что приводит к еще большему ухудшению самочувствия.
Как пишет лицензированный диетолог Мишель Эллисон в своем блоге The Fat Nutritionist, обучение людей полному воздержанию от якобы "плохих" продуктов только повышает вероятность того, что они будут заедать или испытывать ощущения "пищевой зависимости". [15] Как толстый человек, которого неоднократно стыдили за то, как выглядит его тело и как он питается, Эллисон хорошо знакома с этим явлением в своей собственной жизни.
"Раньше я была немного зациклена на сладостях", - пишет Эллисон. "С детства они были для меня слегка запретной пищей... Я считала, что я в какой-то степени плохая, раз так их люблю, и верила, что никогда не смогу их контролировать". [16]
Эллисон пишет, что, когда в зрелом возрасте она начала сидеть на диетах в попытке похудеть, это только усугубило ее убежденность в том, что некоторые продукты "плохие". Вера в то, что сахар - зло и вызывает привыкание, стала для нее самоисполняющимся пророчеством, наделив его силой, которой он иначе не обладал бы. Хотя в средствах массовой информации часто рассказывают о вреде сахара, [17] его опасность для здоровья в значительной степени преувеличена, [18] и нет никаких эмпирических доказательств того, что такое понятие, как "сахарная зависимость", действительно существует. На самом деле, согласно обзорной статье в European Journal of Nutrition, единственные люди, подверженные риску неконтролируемого увлечения сахаром, - это те, кто активно ограничивает потребление сахара. [19]
Этот вывод согласуется со многими исследованиями расстройств пищевого поведения , показывающими, что люди чаще всего "теряют контроль" и налегают на еду, когда жестко ограничивают калории. [20] Главным предиктором налегания на еду является депривация, а не
