Италии, а вскоре после этого - при соперничающих дворах Франциска I и Генриха VIII. В 1508 году "Каландра" Биббиены положила начало народной классической комедии в Италии; в 1552 году "Пленница Клеопатра" Жоделя положила начало народной классической трагедии во Франции; в 1553 году Николас Удалл создал первую английскую комедию в классической форме. Ральф Ройстер Дойстер, по словам одного критика, "пахнул Плавтом";41 Так оно и было; но пахло и Англией, и тем крепким юмором, который Шекспир подавал простакам в елизаветинских театрах.
Итальянское влияние ярче всего проявилось в поэзии эпохи правления Тюдоров. Средневековый стиль сохранился в таких милых балладах, как "Нотбраун Мэйд" (1521); но когда поэты, греющиеся под солнцем молодого Генриха VIII, взялись за стихи, их идеалом и образцом стал Петрарка и его "Канцоньере". Всего за год до воцарения Елизаветы Ричард Тоттел, лондонский печатник, опубликовал "Мисцеллию", в которой стихи двух знатных придворных демонстрировали триумф Петрарки над Чосером, классической формы над средневековой пышностью. Сэр Томас Уайетт, будучи дипломатом на службе у короля, совершил множество поездок во Францию и Италию и привез с собой несколько итальянцев, чтобы те помогли ему цивилизовать своих друзей. Как хороший кортиджано эпохи Возрождения, он обжег пальцы в любовном огне: по преданию, он был одним из ранних любовников Анны Болейн, и его ненадолго посадили в тюрьму, когда ее отправили в Тауэр.42 Тем временем он перевел сонеты Петрарки и первым сжал английский стих в эту компактную форму.
Когда Уайетт умер от лихорадки в возрасте тридцати девяти лет (1542 год), лиру из его рук взял другой романтик при дворе Генриха, Генри Говард, граф Суррей. Суррей воспевал красоты весны, упрекал неохотно идущих вперед девиц и клялся в вечной верности каждой по очереди. Он предавался ночным излишествам в Лондоне, отсидел в тюрьме за вызов на дуэль, был вызван в суд за поедание мяса в Великий пост, разбил несколько окон своим игривым арбалетом, снова был арестован, снова освобожден и доблестно сражался за Англию во Франции. Вернувшись, он слишком громко высказал мысль о том, чтобы стать королем Англии. Его приговорили к повешению, влечению и четвертованию, но отпустили с обезглавливанием (1547).
Поэзия была случайным украшением этой напряженной жизни. Суррей перевел несколько книг "Энеиды", ввел в английскую литературу чистый стих и придал сонету форму, которую впоследствии использовал Шекспир. Возможно, предвидя, что пути излишней славы могут привести к краху, он обратился к римскому поэту с тоскливой идиллией о деревенской рутине и покое:
Мартиал, вещи, которые достигают
Я считаю, что счастливая жизнь - это именно такая жизнь:
Богатство ушло, не доставшись с болью;
Плодородная земля, спокойный ум;
Равный друг; ни обид, ни раздоров;
Никаких изменений ни в правилах, ни в управлении;
Без болезней - здоровая жизнь;
Дом для продолжения рода;
Скудная диета, никаких изысков;
Истинная мудрость сочетается с простотой;
Ночью с него сняли все заботы,
Где вино не угнетает остроумие;
Верная жена, без сомнений;
Сон, который может умиротворить ночь;
Доволен своим имуществом,
Не желайте смерти, не бойтесь его могущества.
VIII. ХАНС САКС
Разум Германии в столетие, последовавшее за тезисами Лютера, был потерян в столетних дебатах, подготовивших Тридцатилетнюю войну. После 1530 года почти прекратилось издание античной классики; в целом книг стало выходить меньше, их заменил поток противоречивых памфлетов. Томас Мурнер, францисканский монах с кислотным пером, бичевал всех цепью брошюр о плутах и болванах - "Гильдия плутов", "Собрание дураков"... все это распространялось из "Нарреншифа" Бранта.* Многие из дураков, которых бил плетьми Мурнер, были церковниками, и поначалу его принимали за лютеранина; но потом он прославил Лютера как "дикую ищейку, бессмысленного, глупого, богохульного отступника". 43 Генрих VIII прислал ему 100 фунтов стерлингов.
Себастьян Франк был из более чистого металла. Реформация застала его священником в Аугсбурге; он приветствовал ее как смелое и необходимое восстание и стал лютеранским священником (1525). Через три года он женился на Оттили Бехам, братья которой были анабаптистами; он проникся симпатией к этой гонимой секте, осудил нетерпимость лютеран, был изгнан из Страсбурга и зарабатывал на жизнь варкой мыла в Ульме. Он высмеивал установление религиозной ортодоксии немецкими герцогами, отмечая, что "если один князь умирает, а его преемник приносит другое вероучение, то оно сразу становится Словом Божьим".44 "Безумное рвение владеет сегодня всеми людьми, чтобы мы верили ...., что Бог принадлежит только нам, что нет ни неба, ни веры, ни духа, ни Христа, кроме как в нашей секте". Его собственная вера была универсалистским теизмом, который не закрывал никаких дверей. "Мое сердце не чуждо никому. У меня есть братья среди турок, папистов, евреев и всех народов". 45 Он стремился к "свободному, несектантскому... христианству, не связанному ни с чем внешним", даже с Библией.46 Потрясенный столь неподобающими его веку настроениями, Ульм в свою очередь изгнал его. Он нашел работу печатника в Базеле и умер там в честной нищете (1542).
Немецкая поэзия и драма были настолько погружены в теологию, что перестали быть искусством и стали оружием войны. В этой борьбе любой жаргон, грубость и непристойность считались законными; за исключением народных песен и гимнов, поэзия исчезла под обстрелом отравленных рифм. Пышно поставленные религиозные драмы XV века вышли из обихода, и на смену им пришли популярные фарсы, высмеивающие Лютера или римских пап.
Время от времени человек поднимался над яростью, чтобы увидеть жизнь целиком. Если бы Ганс Сакс послушался нюрнбергских судей, он так и остался бы сапожником; когда же он, не заручившись городской грамотой, опубликовал рифмованную историю Вавилонской башни, они конфисковали книгу, заверили его, что поэзия явно не его стезя, и велели держаться до последнего.47 И все же у Ганса были некоторые права, ведь он прошел через обычные этапы, чтобы стать мейстерзингером, и аномалия, когда он был сапожником и поэтом, исчезает, когда мы отмечаем, что гильдия ткачей и сапожников, к которой он принадлежал, регулярно занималась хоровой песней и давала публичные концерты три раза в год. Для этой гильдии и при любой другой возможности Сакс писал песни и пьесы так же усердно, как если бы он забивал гвозди.
Мы должны думать о нем не как о великом поэте, а как о здравом и жизнерадостном голосе в век ненависти. Его главный интерес - простые люди, а не гении; его пьесы почти всегда о таких людях; и даже Бог в этих драмах - благожелательный простолюдин, который говорит как какой-нибудь соседский пастор. В то время как большинство писателей наполняли свои страницы горечью, пошлостью или грубостью, Ганс изображал
