с такой прелестницей не откажусь. Подождем, как танец кончится… А что это за бочонок отплясывает рядом с ней?
— Ггаф Безухов. Столь же богат, как и толст. Масон, толстовец. Наташе весьма благоволит. Если что, дело будешь иметь с ним.
— При таких-то габаритах — ему ли быть дуэлянтом! — усмехнулся Ржевский.
Пока они перекидывались шутками, танец кончился.
Давыдов представил Ржевского Наташе Ростовой и оставил их наедине.
Опять заиграла музыка.
— Вас можно? — игриво осведомился поручик, обняв Наташу за талию.
Она положила руку ему на плечо.
— Можно.
— А может, сперва потанцуем?
И они закружились в вальсе.
— Обожаю этот танец, — щебетала Наташа. — У меня от него всегда кружится голова. И вообще я очень люблю танцевать. А вы, поручик?
— Вальсировать с вами — одно удовольствие. Вы превосходно танцуете.
Она зарделась.
— Вы находите? Это меня Андрей Болконский научил.
Ржевский слегка нахмурился.
— Ваш учитель танцев?
— Нет, мой жених.
Заметив, как помрачнел поручик, Наташа быстро исправилась:
— Бывший. Бывший жених. Вы не подумайте ничего такого. Мы с ним только целовались.
Она засмеялась.
— Иногда мне кажется, что мы, женщины, только и рождены для того, чтобы танцевать.
— Ну-у, положим, не только для этого, — зашевелил усами поручик.
— Раскрою вам свой маленький секрет. Я ношу на груди медальон с Дюпором. [18]
— Это еще что за птица?
— Вы не слыхали об этом знаменитом французском танцоре?! Ах, как он порхает! какие у него ноги! Красивые, стройные — престройные… Они изображены на медальоне.
— Его ноги?!
— Да.
— И вы носите их на себе? Эти ноги?
— Ну да. А что?
— Да так, ничего.
«Черт побери, — подумал поручик, — отдал бы все на свете, лишь бы поменяться местами с этим французишкой!»
— Вы тоже замечательный партнер, поручик, — сказала Наташа. — У вас, должно быть, большая практика? Я слышала про вас столько пикантных историй… Правда, я ничему не верю… Но вы, наверное, и цыганочку можете?
— Цыганочку-то? Могу, конечно.
— А барыню?
— Запросто!
— А Данилу Купора?
— Это еще что за педик?
Наташа густо покраснела.
— Данила Купор — это такой старинный английский танец.
— А-а, пардон, так вы спрашивали о танцах? Нет, танец сей отплясывать не приходилось.
Музыка смолкла. Но следующий тур они опять танцевали вместе. И это снова был вальс.
— Ой, поручик! — вздрогнула Наташа. — Ваша рука оказалась у меня на попе.
— Не беспокойтесь, сударыня, меня это нисколько не смущает.
— Вы не могли бы поднять?
— Уже!
— Как «уже», когда ваша рука на том же месте!
— Ах, вот вы о чем… Извольте-с.
— Поручик, зачем вы гладите меня по спине?
— Пытаюсь найти ваши груди, сударыня.
— Но ведь они у меня спереди.
— Там я уже искал-с.
— Ах, Ржевский, вы просто несносны! Теперь я не удивляюсь слухам, что у царицы Елизаветы от вас дочка.
— Враки! От меня могут рождаться только гусары.
— А вы вообще любите детей?
— Ну-у, не сказал бы. Но сам процесс обожаю.
— О боже, каков ответ! Неужели всё это правда, что про вас рассказывают?
— А что такое?
— У вас действительно было очень много женщин?
— Целый батальон.
— Но вы хоть кого-нибудь из них любили?
— А как же-с. Бывало, с одной и той же барышней спал и по второму разу, и даже по третьему.
— Ах, я не об этом! Любили ль вы когда-нибудь по-особенному, нежно, пылко, страстно?.. Я не могу подобрать нужного слова…
— Рачком-с?
— Я имею в виду не гастрономию, а чистую любовь.
— После баньки-с?
— Вдохновенную, как музыка!
— А как же, сударыня! На рояле. Чертовски скользкий инструмент!
У Наташи закружилась голова. Но Ржевский не дал ей упасть.
— Я займусь вашим воспитанием, поручик, — заявила она, собравшись с мыслями. — И не спорьте. Вы — такой дикий, потому что ни одна женщина не сумела по-настоящему понять вашу мятущуюся душу.
— Наташенька, сделайте одолжение.
— Перестаньте целовать меня в шею! В вальсе нет такого па.
— Я придумал его специально для вас.
— Какой вы, право, выдумщик!
Сидевшие у колонн старушки глазели по сторонам, оживленно обсуждая танцующих. Пара Ржевского с Наташей Ростовой была в центре всеобщего внимания.
— Знаете, дорогуша, — говорила княгиня Фамустовская, обращаясь к баронессе Мильфугер, — когда графиня Спесивцева разорилась, она была вынуждена продать часть своей мебели. К ней заявился купец. Ему понравился атласный диван. «Простите, — говорит графиня. — Этот диван не продается. Он дорог мне как память».
— Charmant!
— Погодите восхищаться, дорогуша, вы не дослушали. Купец приглядел обеденный стол. «О нет, — возразила графиня. — Этот стол тоже дорог мне как память». Купец потерял терпение: «Ну хотя бы продайте мне люстру!» А графиня в ответ: «Ах, миленький, простите, но поручик Ржевский был таким фантазером!»
Докончив рассказ, княгиня Фамустовская скрипуче рассмеялась. Баронесса Мильфугер осталась при своем постном лице.
— Разве поручик Ржевский умер? — спросила она, приготовившись разрыдаться.
— Что вы, дорогуша! Вон же он танцует с молодой Ростовой.
— Ох, милая моя, вы меня так напугали. За эту минуту я просто поседела.
— Что-то я этого не заметила, — съязвила княгиня, бросив взгляд на ее парик.
Неподалеку от них престарелая маркиза де Капри, дрожа всем телом, прошепелявила на ухо своей подруге — генеральше:
— О, ma chere, как бы я хотела заиметь поручика Ржевского себе в любовники.
— Но позвольте, мать моя, вы же едва держитесь на ногах.
— Да, но лежать-то я еще могу!
И обе дамы радостно захихикали.
После третьего тура Ржевский попытался увести Наташу из зала. Он хотел подыскать укромное местечко, где можно было бы выпустить на волю клокочущую в нем страсть.
Но тут вдруг публика вокруг зашевелилась, заволновалась, все забегали, засуетились, и поручик потерял Наташу в толпе.
— Какого черта! — в сердцах воскликнул Ржевский.
На него зашикали.
— Царь — батюшка наш приехал! — раздались голоса. — Сюда идет! Вот он! Слава государю! Слава!
Толпа расступилась. Музыканты с воодушевлением заиграли полонез.
И в зал вошел царь Александр I.
Государь шествовал впереди своей свиты под руку с хозяйкой бала, кланяясь направо и налево. За ними следовали хозяин с Нарышкиной — любовницей Александра. Поскольку исполняемый полонез имел слова, которые были всем известны, хозяйка бала, чтобы польстить царю, громко пропела: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас!»
Царь вспыхнул и, взяв ее за ухо, крикнул на весь зал:
— Отныне, княгиня, извольте петь: «Александр, Александр, восхищаете вы нас!» Понятно? Александр — два раза. И никаких елизавет!
— Слушаюсь, ваше величество, — пролепетала Коневская и старательно пропела: — Александр, Александр, восхищаете вы нас.
— Благодарю, я польщен.
Отпустив ей ухо, государь непринужденно улыбнулся шедшему позади Коневскому и
