ему сказали, если ты будешь все делать хорошо, то сможешь, когда вырастешь, всеми руководить, потому что будешь самым лучшим. – Было видно, что Сильвестру нравится этот разговор. – Ну, я, конечно, утрирую, но себе я именно так и представлял. И вот, он очень хочет быть идеальным, чересчур, с перебором даже.
– А Славка? – спросила Поля. – Это, скорее всего, Антошка?
– Нет, – не согласился Сильвестр с Полей. – Славка – это Сыроежкин после фильма. Так скажем, продолжение приключений Электроника. Когда хулиган понял, что надо учиться, и ударился в это с головой. Он постоянно ждет одобрения, и ему постоянно его не хватает, комплекс самозванца мешает наслаждаться жизнью. Словно бы кто-то должен сказать ему, мол, ты лучше Электроника, в нашем же случае сказать: «Ты не хулиган, а великий интеллектуал». Дальше Ева – это пионер-герой, вечно на баррикады, вечно на борьбу с несправедливостью, а все, потому что чувствует эту несправедливость на себе. Вечно недооценённый ребенок. Знаешь, я уверен, что, как ей кажется, ее везде недооценивали – в школе, в семье, в кружках куда она ходила – оттуда и эта жажда борьбы.
– По мне так Глеб больше смахивает на Знайку, – включилась в игру Полина, – вечно идеально выглаженный и до безобразия педантичный.
– А вот Глеб самый больной из них, – на этот раз грустно сказал Сильвестр. – Я не лез в их личные дела, хотя сейчас думаю, надо было все-таки мне их почитать, но мне кажется, там какая-то боль в семье, и вся его внешняя упорядоченность – это лишь маскировка беспорядка в душе.
– А ведь, возможно, кто-то из них убийца, – вдруг произнесла Поля серьезно.
– Я очень надеюсь, что нет, – ответил Сильвестр, и после такого забавного разговора повисла тяжелая пауза, обнулившая все веселье.
– Вот эта руна называется Феху, – Сильвестр показал в рисунок на доске. – Мы сейчас разговаривали, а я все смотрел на эту вертикальную линию с двумя отходящими вправо под углом тридцать градусов, и не понимал, что мне это напоминает, а сейчас до меня дошло. Определенно, это руна Феху.
– Где? – с Поли слетел весь сон. Она подошла к доске и стала рассматривать тот рисунок, на который показывал Сильвестр.
– Вот, – показал Сильвестр. – Первый символ старшего футарка. Находится под покровительством сразу двух стихий – огня и земли. С ним связан красный цвет. Все ее значения, и старые и новые, сводятся к одному – богатство.
– Это же все меняет! – встрепенулась Поля. – А мы почему-то решили, что это такой странный перекресток.
– Да, а это – символ из славянской мифологи, – указал Сильвестр. – Означает бога солнца Ярило.
– Это-то как раз мы с ребятами поняли, – согласилась Полина, – еще вчера. Видишь, здесь стоят цифры 15–10. Мы решили, что необходимо быть на этом перекрестке в определенное время, именно днем. Ева даже карту близлежащих дорог просмотрела, но такого перекрестка не нашла. Теперь же понятно, что надо искать место, где земля и огонь сходятся вместе. Что это может означать?
– Возможно, какие-то символы из прошлого? – рассуждал Сильвестр. – Например, со времен Советского Союза, здесь их масса по территории сохранилось, а в тогда любили огонь изображать.
Они так увлеченно обсуждали, что не заметили, как за ними напряженно наблюдает пара злых глаз – молодых, но уже пустых. Потому что эти глаза, к своему ужасу, уже видели смерть. Смерть, совершенную своими руками.
4 сентября 1836 года
Пермская губерния
Полдень в сентябре – самое ласковое время суток, когда солнце греет по-летнему, и, кажется, осень со своими ливнями и студеными ветрами еще далеко.
Городовой низшего ранга Семин Аристарх Петрович, двадцати семи лет от роду грустил, как обычно, в своем кабинете. Он жуть как любил разгадывать тайны и мечтал о настоящем деле, но по факту приходилось работать с разбойниками и бродяжками, у которых нет ни фантазии на преступление, ни ума. Вот из деревни привезли очередного нищего, с которым снова придется возиться.
– Итак, – стал он зачитывать вслух показания свидетелей. – К деревенской кузнице в Красноуфимском уезде подъехал странный верховой и попросил подковать лошадь. Странность заключалось в том, что выглядел человек бедно и одет был по-крестьянски, – на этих словах он внимательней взглянул на мужика, оценивая его одежду. – Лошадь же у него была самых что ни на есть чистых кровей и стоила очень дорого. Такой конь мог принадлежать только какому-нибудь сиятельному лицу и уж никак не мог быть в собственности подобного бродяги. Именно потому жители деревни, собравшиеся поглазеть на знатного скакуна, вызвали полицию. – Аристарх Петрович вздохнул. – Кто ты и где лошадь украл, паскудник? Ты же понимаешь, что за воровство тебе дорога на каторгу.
– Зовут меня Федор Кузьмич, – представился бродяга. – Скакуна этого мне отдал добрый человек по дороге сюда, видимо, жалеющий мою старость.
Человек действительно был странный – грязная и бедная одежда, длинная русая борода и волосы до плеч с проседью говорили о нищенском положении, но осанка, что держал старик, руки с длинными пальцами, которые не знали труда и мозолей, и еще чистая речь и умный взгляд заставляли присмотреться.
– Ну, откуда ты, чей будешь? Говори уже, почем я должен из тебя каждую букву выспрашивать? – рассердился служитель закона.
– Не помню я, – развел руками старик. – Старый стал, да и с головой беда. Одно могу сказать: таланта ты огромного, добрый человек, много можешь принести пользы, в Петербург тебе надобно в сыщики, потому как здесь свои способности применить никак не можешь.
Аристарх Петрович опешил.
– Ты чего несешь-то? – сказал он резко и увидел в глазах старика смех. – Потешаться надо мной решил? В камеру его, к убийцам, пусть до суда там сидит! – крикнул Аристарх Петрович и победоносно посмотрел на бродягу, но не увидел в его глазах даже признака страха.
Федор Кузьмич послушно встал и пошел за полицейским, не произнеся больше ни слова. Такое чувство, что он тут же забыл про городового и свои советы. Сам же Аристарх Петрович не мог найти себе места. Слова бродяги глубоко задели его и никак не покидали и без того расстроенного городового. Ведь он проговорил то, о чем Аристарх Петрович Семин мечтал, хотя, чего говорить, даже не мечтал, а грезил.
Возможно, именно поэтому, уже за полночь, когда все сослуживцы разошлись, не считая постового у камер, он направился к старцу поговорить. Подойдя к камере, где ждали суда убийцы, он немного замешкался. О чем ему разглагольствовать с этим бродягой, что спрашивать? Да и зачем это вовсе… Пока эти мысли проносились в его голове, в тишине коридора послышался голос. Говорил
