рамке и стоит на твоем рабочем столе?
— А где еще ему быть?
— Ты говоришь загадками. А я никогда не умела их разгадывать, — фыркает Вера и разворачивается в мужских руках так, чтобы смотреть Платону в глаза.
— Мама была права? Ты любил ее? До сих пор любишь? По этой причине ты не женат. И детей у тебя нет. И я никогда не слышала от отца, чтобы у тебя были серьезные отношения. Платон, я хочу знать правду, — требует Вера, пусть и не знает, имеет ли она права на эти требования. — Твое сердце занято?
— Прочно, девочка, — не сводя с лица Веры проницательного взора, говорит Пахомов.
Вере кажется, что у нее взорвался мозг. И сердце. От этого больнее всего.
Очень больно слышать, что мужчина, которого ты любишь, любит другую.
Вера не может сделать вдоха. Так и стоит, отсчитывая мгновения, до того, как сможет сделать шаг назад.
Нужно уйти. Вот теперь — жизненно необходимо. Потому что у Веры есть гордость, есть разбитое на осколки сердце, есть множество воспоминаний, которыми можно жить дальше.
А еще, если повезет, у Веры будет и малыш от любимого мужчины. Но Платону она его не отдаст. Попросит о помощи отца. Сбежит. Сделает все, только бы оставить ребенка себе.
Весь мыслительный процесс занимает у Веры несколько секунд. Должно быть, у Шустер все эмоции написаны на лице. И Платон их видит, потому что начинает хмурится.
— Блядь, Вера, ты вообще ничего не понимаешь?! Я тебе пытаюсь все сказать, а ты начинаешь думать всякую херню! — бормочет Пахомов и крепко-крепко сжимает Веру за плечи.
Девушка не может сдержать то ли писк, то ли всхлип. А Пахомов будто и не слышит ее возгласа. Рывком вжимает ее голову в свою грудь и дышит куда-то в макушку.
— Вер… Я с ума схожу с того дня, как увидел тебя, повзрослевшую, нереально красивую. У меня как будто что-то в мозгах переклинило. По уши влип в тебя, девочка, — бормочет Платон, а Вера, крепко зажмурившись, чувствует, как слезы текут по щекам, у нее даже пальцы на руках дрожат, и приходится вцепиться ими в мужскую футболку на крепкой спине. — Ждал, думал пройдет. А потом ты вернулась. Ну как мне тебя отпустить? Я потому и вел себя, как придурок. Боялся отпустить, Вер. И сейчас боюсь.
— Пахомов, ты дурак, — шепчет Вера, всхлипывает
Предполагать и мечтать — одно, а вот слышать такое признание от любимого мужчины — дорогого стоит. Но все равно, не верится все еще.
Платон действительно любит ее? Или это все сон? Сбой на нервной почве?
— Люблю тебя, девочка, — слышит она фразу, контрольную, в голову. А главное — в сердце.
— Знаешь, я теперь очень понимаю маму, — наконец произносит Вера.
— Давай поговорим о нас, а не о твоей матери, — недовольно ворчит Пахомов.
— О нас?
— Да, Вера, — кивает Платон. — Мы живем вместе. Спим. У нас будет ребенок. Нам нужно пожениться.
— Вот сейчас ты убил всю романтику, Пахомов! — фырчит Вера.
— Прости, — выдыхает Платон. — Ты выйдешь за меня?
— Не так быстро, Платон Георгиевич, — дерзит Вера, почему-то ей хочется помучить мужчину. Просто из вредности. Он ведь тоже ее мучил.
— У тебя есть пара часов на раздумье, девочка, а после мы поедем к Степану, — усмехается Пахомов.
— Роль твоей любовницы, Платон Георгиевич, мне нравилась больше, — ехидничает Вера.
— Я приму любой твой положительный ответ, — невозмутимо парирует Платон.
Вера показывает ему язык. Знает, что наказание последует безотлагательно.
Так и есть. Платон крепко прижимает ее к себе, приподнимает, усаживает прямо на стол попой и вклинивается меж ее бедер.
Смех теряется в жадных поцелуях и стонах. И Вера забывает обо всем, включая даже то, что вот-вот вернется мама, а в столовой все еще ждет Сашка. Но, да, Вере сейчас не до мелочей.
***
Вера после близости с любимым чувствует себя невероятно счастливой и одновременно опустошенной. Ей хочется упасть в постель и проспать, как минимум, до вечера. Потому подъем на второй этаж дается трудновато. И глаза против воли закрываются.
— Пошлем все куда подальше? — шепчет Платон ей на ухо, пока ведет ее за руку вверх по лестнице.
— Заманчиво, но …, — качает головой Вера и вздыхает. — Дай мне полчаса на сборы.
— Не торопись. Все равно, никуда не поедем, пока ты не позавтракаешь, — уголком рта улыбается Платон.
Вера, не скрываясь, разглядывает улыбку своего мужчины. Мелькает мысль, что для нее и прежде Платон был красив. А сейчас, когда он принадлежит ей, он будто еще красивее.
Веру слепит ее новообретенное счастье. И пусть спор их с Пахомовым не завершен, но Вера уже знает, что обязательно выйдет за него замуж.
— Так вас можно поздравить, или пока рано? — раздается смеющийся голос Александра.
Вера оглядывается назад. Друг стоит в холле, подпирая стенку плечом. Сходство между братьями сейчас особенно прослеживается. Наверное, когда Платону было двадцать, он был вот таким же. И Вера улыбается, представляя своего серьезного и хмурого любимого капельку бесшабашным, как Сашка.
— Скройся, — ворчит Платон.
— Весь дом слышал, как вы мирились, — подмигивает Саня.
— А мы и не ругались, — смеется Вера.
— Я, кажется, завидую, — усмехается Пахомов-младший. — Очень хочу вот так помириться и поругаться.
— Найди себе девушку, с ней и мирись. Не хрен на Веру пялиться! — уже всерьез начинает злиться Платон.
Вера подныривает под руку Платона. Кто ж знает, что в голове у этого деспота. И да, теперь Вера знает, насколько он ревнив. Хоть и повода нет. Вера точно его не даст.
— Не волнуйся, Саша, — заговаривает вдруг Шустер, — ты будешь первым, кто узнает о дате свадьбы.
— Ловлю на слове, — паясничает Саня.
— Жаль, что перевоспитывать его уже поздно, — вздыхает Платон, а Вера все еще посмеивается.
Когда они оказываются в спальне, за закрытой дверью, Платон вновь крепко прижимает Веру к себе.
И целует.
Вообще Шустер кажется, что она стала зависима от его поцелуев. Не живет без них. Не дышит. Потому послушно поддается напору и натиску Платона.
— Черт, малыш, я ж итак не хочу никуда
