предпринимают.
— …
— Но ожидать иного и не следовало. Ведь ты уже заключила с Фергюсоном сделку.
Раура просияла. Лицо безоглядно смелого воина расплылось в беззаботной улыбке. Однако вскоре приняло отсутствующее выражение: девушка машинально огляделась вокруг.
— Я так хотела перед вылетом еще раз повидаться с Бангой.
— Он вчера целый день не тренировался. А скоро чемпионат. Наверное, не может себе позволить еще один день без тренировок.
— Наверное. Но похоже, в Японии он обрел хороших друзей и товарищей. К тому же… Великого Индейца в этой стране любят. Теперь я спокойна.
Видно было, как искренне она печется о своем большом сильном друге. Сю улыбнулся ей.
— Я в полном восторге от вчерашнего шоу. «Гэцукон», как всегда, показали настоящий класс!
Много кто потом говорил, будто видел в тот день в центре города рестлеров из группировки «Гэцукон», в которую входил Банга, обряженных в совершенно жуткие черные костюмы. Это были те самые люди, которые якобы мучили Бангу во время видеозвонка.
— С самого начала они намеревались избить и схватить Бангу прямо на глазах у нас с Канон… Такова была задумка, верно? Но как только я увидел этих ребят, сразу все понял. Эгей, подумал я, а у нее тоже есть план! Поэтому я пообещал Банге полную и безоговорочную поддержку — в обмен на информацию. Тогда-то я и узнал про вашу сделку с Фергюсоном и про то, что вы решили разыграть ситуацию, в которой ты вынуждена будешь объявить дневник подделкой.
— Банга говорил мне потом, что ты, мол, оказался надежным человеком. К тому же знатоком боевых искусств. Он не хотел, чтобы кто-то из его друзей-рестлеров получил травмы. Поэтому и посвятил тебя в наш план, — кивнула Раура. Она явно была впечатлена.
Мимори тоже вступил в беседу:
— Кровь, я так понимаю, была настоящей, синяки на лице воспроизвели неплохо. И сцены, когда его душили или пальцы ему выкручивали, смотрелись очень убедительно.
— Поначалу Банга предлагал на самом деле бить его по лицу. Но я попросила отказаться от этой идеи. Сказала, что ему предстоит стать чемпионом, до которого никто и пальцем дотянуться не может. Поэтому не хочу, чтобы он выходил на бой с подбитыми глазами.
Ограничились небольшими порезами на голове: крови натекло более чем достаточно. Правда, Раура недовольно хмурилась, вспоминая даже об этих незначительных повреждениях: «Я так переживала, что меня всю трясло».
— В самом деле, если человек, подобно Мэри, не переносит вида крови, он наверняка примет подобный спектакль за чистую монету.
— Все, чего мы тогда хотели, — это обмануть Мэри. Если мое заявление о том, что дневник поддельный, прозвучало убедительно, значит, все хорошо, — заключила Раура и неожиданно вздохнула: — По правде… скажи тогда Мэри, что мы должны спасти Бангу, и я переметнулась бы на сторону Дакуорта. И во всеуслышание заявила бы, что дневник настоящий, а Шон Фергюсон — ужасный человек, злодей, скрывающийся за маской героя.
Чтобы качнуть чаши весов в предвыборной борьбе, хватает капли просочившейся информации, даже взгляда, жеста, одного-единственного слова, брошенного кандидатом во время телеэфира. Нетрудно вообразить, какой мощный эффект оказало бы на ход выборов обнародование шокирующих записей из дневника.
— Но она сказала, что это противоречит ее «представлениям о справедливости». Утаить дневник Фергюсона она не могла, поскольку посчитала это «несправедливым»… А вот в том, чтобы бросить Бангу на произвол судьбы, ничего предосудительного не увидела. — По тому, как Раура это произнесла, смутно угадывалось недовольство. — Коренные «американцы»! И не стыдно ей было в глаза мне такое говорить? Неужели эти люди не допускают даже мысли о том, что они — вовсе не центр вселенной?
Впрочем, голос девушки звучал спокойно. В нем чувствовалась сила Большой земли. Все печали и горести, его напитавшие, оживали здесь и сейчас.
— Никто из моих старших родственников: ни родители, ни бабушки-дедушки — интереса к этому дневнику не проявляли. Как и прочие обитатели поселения. А со мной вышло иначе. И пока я его читала и перечитывала, передо мной нарисовался образ человека, совершенно непохожего на того Шона Фергюсона, которого все вокруг превозносили. Сложно представить, чтобы кто-то специально выдумывал и описывал жестокие сцены, переполняющие этот дневник. О Шоне написано довольно много книг, документов того времени тоже сохранилось немало, а в наши дни все это находится в открытом доступе в Сети, поэтому мне удалось найти образцы его почерка. В библиотеке я почитала про почерковедческую экспертизу, изучила все исторические документы, до каких могла добраться, и убедилась в своей правоте. Никакой ошибки тут не было: записи в дневнике делал Шон Фергюсон, своей собственной рукой. И когда я услышала, что его потомок, Кейси Фергюсон, баллотируется в президенты, у меня появилась мысль.
— …
— В этом дневнике наше прошлое — и будущее. Я связалась со сторонниками Фергюсона, предоставила им возможность ознакомиться с дневником и сказала, что собираюсь сообщить о нем лагерю Дакуорта. Насколько я понимаю, репутация кандидата — это важнейшее оружие в борьбе за пост президента. Возьмись Дакуорт за этот дневник всерьез — и его оппонент ничего не смог бы поделать, он точно понес бы урон. Поэтому мне предложили заключить сделку. И я выдвинула условие. Я сказала, что воспользуюсь дневником, чтобы навредить Дакуорту. А взамен Фергюсон закроет проект по прокладке нефтепровода через резервацию, увеличит число доступных дихатси рабочих мест и поможет нам с образованием и медициной. Если же он не выполнит обещания, мы тут же официально объявим, что дневник настоящий. Мы вопьемся в глотку белым людям, которые станут утверждать, будто он поддельный, мы разорвем их на части, но больше не позволим себя одурачить.
Дихатси — дети великой земли. Спустя десятилетия они вновь полны смелости и отваги. Мимори, пораженный их ошеломляющей стойкостью, не знал, что сказать.
Зато Сю, слегка склонив голову, заглянул девушке в лицо.
— Ты заключила тайное соглашение с людьми Фергюсона, а затем принесла дневник в Центр изучения коренного населения США, который поддерживал тесные связи с партией Дакуорта. Там с твоей подачи вокруг него подняли страшный шум, словно это величайшее открытие. С этим документом столько носились, а ты вчера взяла и признала его поддельным и тем самым нанесла Дакуорту ощутимый урон. Выходит, условия сделки с Фергюсоном честно выполнила.
— Верно.
— Но ведь нет никаких гарантий, что Фергюсон выполнит свою часть обязательств. К событиям последних дней он и его люди, по сути, непричастны. Остается только гадать, как все сложится дальше. И даже если в случае обмана ты обнародуешь дневник, Фергюсон, мне кажется, вполне может убедить всех в том, что он поддельный.
— Помните, Шон писал, что поступил так же, как делают дикари? В смысле, скальпировал… снял кожу с головы поверженного врага. Именно поэтому Мэри предположила, что дневник могли обтянуть человеческой кожей, с которой удалили волосы. Но она ошиблась, — Раура спокойно продолжала, хотя речь шла о вещах далеко не приятных. — Как, вы думаете, этот дневник оказался у моих предков? Лишившись Ондзо, дихатси во главе с младшим братом погибшего вождя, Сувакой, напали на военный лагерь белых людей, которыми командовал Шон Фергюсон, и в последний раз вступили с ними в бой. Тогда-то все и случилось… Фергюсон проживал в отдельном бараке. Сувака, воспользовавшись всеобщей сумятицей, ворвался в его жилище.
Раура неожиданно устремила взгляд куда-то вдаль. Перед ней клубился рой снующих по терминалу людей, и ничего более, но в ее глазах словно отражалась залитая кровью земля далекой родины.
— Там он нашел кожу, снятую с головы нашего героя, Ондзо, и вместе с ней — головной убор из перьев. Этот венец имел право надевать только вождь племени дихатси. Все это… стояло на столе, как украшение. Белые люди не только вторглись на наши земли — ибо этого им показалось мало, — они убили нашего вождя и осквернили его останки!
В голосе
