его хористы могли за несколько дней выучить то, на что раньше у них уходили многие недели. Это было простое, но эпохальное достижение, которое принесло Гвидо титул изобретателя музыки и великолепную статую, которую до сих пор можно увидеть на общественной площади Ареццо. Результаты были революционными. Певцы освободились от необходимости заучивать всю музыкальную литургию; музыку стало легче сочинять, передавать и сохранять; исполнитель теперь мог читать музыку на глаз и слышать ее на слух; а композитор, больше не обязанный придерживаться традиционных мелодий, чтобы певцы не отказались заучивать его произведения, мог отважиться на тысячу экспериментов. Важнее всего то, что теперь он мог писать полифоническую музыку, в которой два или более голосов могли одновременно петь или играть разные, но гармонирующие друг с другом мелодии.
Нашим средневековым предшественникам мы обязаны еще одним изобретением, которое сделало возможной современную музыку. Теперь тональность можно было определить по точкам, расположенным на или между линиями посоха, но эти знаки не давали никаких подсказок о том, как долго должна удерживаться нота. Некая система измерения и обозначения длительности каждой ноты была необходима для развития контрапунктической музыки - одновременного и гармоничного исполнения двух или более независимых мелодий. Возможно, из Испании дошли некоторые сведения об арабских трактатах аль-Кинди, аль-Фараби, Авиценны и других мусульман, занимавшихся вопросами мерной музыки или мензуральной нотации.7 В одиннадцатом веке8 Франко из Кельна, математик-священник, написал трактат Ars cantus mensurabilis, в котором собрал предложения более ранней теории и практики и изложил, по сути, нашу современную систему обозначения длительности музыкальных нот. Для обозначения длинной ноты была выбрана вирга или стержень с квадратной головкой, ранее использовавшийся в качестве невмы; другая невма, punctum или точка, была увеличена в ромб для обозначения короткой ноты; эти знаки менялись во времени; добавлялись хвосты; путем проб и ошибок, через сотню абсурдов, была создана наша простая мензуральная нотация.
Эти важные события открыли широкие двери для полифонической музыки. Такая музыка писалась и до Франко, но в грубой форме. Ближе к концу девятого века мы находим музыкальную практику под названием "организация" - пение аккордов слитными голосами. О ней больше ничего не слышно до конца десятого века, когда мы находим названия organum и symphonia, применяемые к подобным композициям для двух голосов. Органум - это литургическое произведение, в котором старая монодическая мелодия исполнялась или "держалась" тенором (который поэтому и получил такое название), а другой голос добавлял гармонизирующую мелодию. Разновидность этой формы, дирижер, давала тенору новую или популярную мелодию, а другой голос дирижировал в созвучном воздухе. В XI веке композиторы сделали шаг, столь же смелый в своем роде, как и готическая балансировка тяг: они написали гармонии, в которых "дирижерский" голос не рабски сопровождал тенора в подъеме или спаде мелодии, но отваживался на другие гармонии с помощью нот, не обязательно движущихся параллельно cantus firmus тенора. Эта декларация независимости превратилась почти в бунт, когда второй голос сопровождал восходящую мелодию тенора нисходящим движением. Эта гармония по контрасту и плавное разрешение мгновенных диссонансов стали страстью композиторов, почти законом; так, около 1100 года Джон Коттон написал: "Если главный голос восходит, сопровождающая партия должна спускаться".9 Наконец, в мотете (очевидно, уменьшительное от французского mot - слово или фраза) три, четыре, пять, даже шесть разных голосов пели в сложном переплетении отдельных мелодий, чьи разнообразные, но созвучные напряжения пересекались и сливались в вертикально-горизонтальной паутине гармонии, такой же тонкой и изящной, как сходящиеся арки готического свода. К XIII веку эта Ars antiqua полифонии заложила основы современной музыкальной композиции.
В тот волнующий век увлечение музыкой соперничало с интересом к архитектуре и философии. Церковь с опаской смотрела на полифонию; она не верила в религиозный эффект, когда музыка становится приманкой и самоцелью; Иоанн Солсберийский, епископ и философ, призывал отказаться от усложнения композиций; епископ Гийом Дюран клеймил мотет как "неорганизованную музыку"; Роджер Бэкон, бунтарь в науке, сожалел об исчезновении величественного григорианского распева. Лионский собор (1274) осудил новую музыку, а папа Иоанн XXII (1324) выступил с папским осуждением дисканта, или многоголосия, на том основании, что композиторы-новаторы "измельчают мелодии... так что они беспрестанно мечутся, опьяняя слух, но не успокаивая его, и нарушая благочестие, вместо того чтобы вызывать его".10 Но революция продолжалась. В одной из цитаделей церкви - Нотр-Дам де Пари - хормейстер Леонин около 1180 года сочинил лучший орган своего времени; а его преемник Перотинус был виновен в сочинениях на три или четыре голоса. Полифония, как и готика, распространилась из Франции в Англию и Испанию. Гиральдус Камбренсис (1146?-1220) сообщил о двухчастном пении в Исландии и сказал о своем родном Уэльсе то, что можно сказать о нем сегодня:
В своих песнях они произносят мелодии не одинаково... но многообразно, на разные лады и в разных нотах; так что при множестве певцов, как это принято у этого народа, можно услышать столько песен, сколько певцов можно увидеть, и разнообразные партии, в конце концов, соединяются в одно созвучие и органичную мелодию.11
В конце концов, церковь склонилась перед непогрешимостью Zeitgeist, приняла полифонию, сделала ее мощным служителем веры и подготовила к своим победам в эпоху Возрождения.
II. МУЗЫКА НАРОДА
Импульс к ритму выразился в сотне форм светской музыки и танца. У церкви были причины опасаться бесконтрольности этого инстинкта; он естественным образом связывался с любовью, великой соперницей религии как источника песен; а сердечная приземленность средневекового ума, когда священник был вне поля зрения, склоняла его к свободе, иногда непристойности текстов, которые шокировали духовенство и провоцировали соборы на тщетные постановления. Голиарды, или бродячие ученые, находили или сочиняли музыку для своих паясничаний женщине и вину и скандальных пародий на священный ритуал; распространялись рукописи, содержащие торжественную музыку для уморительных слов Missa de potatoribus - Мессы топеров - и Officium ribaldorum - Молитвенника для ройстеров.12 Любовные песни были так же популярны, как и сегодня. Некоторые из них были нежными, как причитания нимфы, другие представляли собой диалоги обольщения с нежным аккомпанементом. И, конечно, были военные песни, призванные укреплять единство вокальным унисоном или обезболивать стремление к славе гипнотическим ритмом. Некоторая музыка была народной, сочиненной безымянным гением и присвоенной - возможно, преобразованной - народом. Другая популярная музыка была продуктом профессионального мастерства с использованием всех искусств полифонии, изученных в церковной литургии. В Англии излюбленной и сложной формой был хоровод, в котором один голос начинал мелодию, второй начинал ту же или гармонирующую мелодию, когда первый достигал согласованной точки, третий вступал после того, как второй был в пути, и так далее,
