зависимость от пути. Результаты частично обусловлены средой и предыдущими результатами. Таким образом, мы восстановили дисциплину истории, без предположений о передаче сущности.
Заключение: За пределами антиэссенциализма
Дисциплинарные категории уязвимы для такого же рода критики, потому что они функционируют сходным образом. Более того, как я уже утверждал, многие из деконструктивных критических замечаний в адрес дисциплинарных категорий сводятся к выявлению ошибок, проистекающих из овеществления, атемпоральности и неправильно поставленной конкретности - другими словами, ошибок, коренящихся в неправильном определении процессуальной природы социальных видов. Действительно, можно утверждать, что гуманитарные науки постоянно путают социальные виды с природными. Таким образом, мы либо тщетно подражали методам естественных наук, либо, когда определенное знание не приходило, полностью отвергали возможность объяснительного знания. Но, как я утверждал, ни тот, ни другой путь не является необходимым, если мы понимаем наши предметы не как статичные универсалии, а как исторически обусловленные разворачивающиеся процессы. Хотя мы должны быть осторожны, чтобы не импортировать истории "просто так" или ошибочные формы редукционизма, гуманитарные науки больше похожи на биологию, чем на физику, и мы должны подходить к нашему предмету соответствующим образом.
Все это означает, что нам нужно прекратить попытки анализировать социальные виды так, как если бы они были классическими естественными видами. Важной темой дебатов о естественных видах, о чем свидетельствуют Халиди и другие, является расширение понятия естественного вида до тех пор, пока он не станет достаточно широким, чтобы включать такие вещи, как социальные виды. Хотя я с пониманием отношусь к этим усилиям, такой подход упускает из виду, что социальные виды имеют иную базовую структуру, чем естественные виды. Приведенный выше предварительный список признаков социальных видов процесса уже наводит на мысль, что социальные виды лучше формулировать, инвертируя (а не расширяя) признаки, обычно ассоциируемые с классическими понятиями естественных видов. Моя дальнейшая оговорка заключается в подозрении, что "естественный вид" сам по себе, вероятно, не является "термином естественного вида", или, по крайней мере, что абстрактная структура "видов" в физике, математике, геологии и социологии настолько отличается в этих дисциплинах, что соответствующие "виды" не могут быть охвачены одними и теми же обосновывающими теоретическими абстракциями. По этой причине я считаю, что попытка выработать понятие естественных видов, подходящее для всех специальных наук, почти обязательно потерпит неудачу (или станет настолько расплывчатой и общей в своем стремлении охватить все, что в конечном итоге окажется бесполезной).56 Было бы ошибкой полагать, что термин "естественный вид" является "естественным видом", который позволит нам реконструировать категории во всех естественных науках, и уж тем более включить категории в гуманитарные науки. Если говорить более тонко, то мир, который мы изучаем в гуманитарных науках, не является составным. Он не делится на четко разграниченные виды. Но, несмотря на это, мы все равно можем изучать социальный мир.
Иногда философы утверждают, что социальные виды радикально отличаются от естественных, но из этого делают вывод, что гуманитарные науки не являются настоящими науками. Хотя я соглашусь, что гуманитарные науки не являются номологическими дисциплинами, в главе 4 я буду доказывать, что одной из вещей, сдерживающих строгое теоретизирование в гуманитарных науках, является отсутствие теории социальных видов как таковой. Поэтому я начну с подозрения, что социальные виды отличаются от классических естественных видов, но что гуманитарные науки также производят подлинное знание.
Проблема в том, что многие академические дисциплины приняли идеализированные версии физики (или, в данном случае, возможно, химии) за прототипичный пример науки. За пределами минералов и химических элементов есть немного вещей, которые подходят под понятие классических природных видов, сформулированное выше. Несмотря на мой ранний аргумент, я не хочу предполагать простого противопоставления субстанции и процесса. Архетипические виды природы, такие как атомные элементы, на самом деле имеют свои свойства, основанные на их истории (скажем, в атомных слияниях, произведенных в ядерных печах звезд); но при этом, с точки зрения продолжительности жизни всего человеческого рода, их свойства кажутся стабильными. Таким образом, атомные элементы могут казаться вечными, даже если они являются продуктом определенных (хотя и длительных по времени) процессов. Социальные виды, как и биологические, не отличаются даже такой стабильностью. Как я более подробно покажу в главе 4, социальные виды обычно материально инстанцированы, но это не гарантирует их атемпоральности. Человеческие артефакты, например, обычно изменяются и разрушаются, даже если некоторые из них делают это очень медленно. По этим причинам не только смысл, но даже референты нашей науки постоянно меняются. Поэтому гуманитарные науки не могут зафиксировать или увековечить свои понятия. Но это не должно ограничивать нашу способность проводить исследования.
Само исследование - это процесс. Чтобы объяснить это, в главе 6 я буду утверждать, что сам способ, которым мы приходим к знаниям о мире, - это процессы, подобные абдукции. В этом отношении "метод идентификации объекта сам по себе является процессом. Поэтому вещи даже не могут быть признаны вещами без какого-либо процесса". Без процесса мы бы не знали о субстанциях или их свойствах. Таким образом, существует множество причин, по которым мы можем захотеть рассматривать процессы как онтологическую основу. По крайней мере, переориентация на процессуальную природу социальных видов, обязательно включающую знание и науку, должна дать нам возможность лучше понять многие вещи, в том числе и саму научную практику.
Возвращаясь в последний раз к началу главы, отметим, что социальная тология процесса также имеет явное преимущество перед простым антиэссенциализмом. Многие антиэссенциализмы не имеют представления о сущности. Они часто предполагают, что любое обобщение (или намек на универсализм) само по себе равносильно вовлечению в запретную эссенциалистскую мысль. Как заметил Фасс, многие ученые эссенциализировали эссенциализм и относились к нему так, будто любой жест в сторону сходства или общих свойств был одинаково пагубным.59 Это было ошибкой. Как только мы начали говорить, что "сущность X заключается в том, что у него нет сущности", мы должны были понять, что наша критика запуталась. Но акцент на процессах позволяет нам выйти из этого скептического тупика. Хотя я думаю, что мы склонны уделять слишком много внимания пересмотру предпочтительных терминов, позволяя исходным предположениям оставаться неоспоренными, это понимание было перед нами все время с лингвистической тенденцией к глаголам. Вероятно, единственное, что объединяло всех "рабов" в разных культурах, - это процесс порабощения, поэтому, вместо того чтобы считать все обобщения ложными, мы можем сказать довольно много о процессе порабощения.
В некоторых теоретических кругах уже произошел небольшой поворот в сторону Уайтхеда. Хотя я не так сильно увлечен конкретно Уайтхедом, я симпатизирую всем типам процессуального мышления. При этом многие из новых материалистов и делёзианцев, которые обращаются к метафизике
