поощрению врожденных любознательности и способностей. Набивание памяти фактами, подавление разума догмами должны были быть заменены обучением искусству восприятия, вычисления и рассуждения. По возможности дети должны были учиться не из книг, а из вещей - из растений в поле, камней в почве, облаков и звезд в небе. Энтузиазм к образовательным идеям Руссо стимулировал Песталоцци и Лаватера в Швейцарии, Базедова в Германии, Марию Монтессори в Италии, Джона Дьюи в Америке; "прогрессивное образование" является частью наследия Руссо. Вдохновленный Руссо, Фридрих Фребель создал систему детских садов в Германии, откуда она распространилась по всему западному миру.
Некоторое дыхание руссоистского аффекта дошло до искусства. Возвеличивание детей повлияло на Грёза и мадам Виже-Лебрен; картины прерафаэлитов в Англии отразили культ пафоса и тайны. Более глубоким было влияние на нравы и манеры. Возросли теплота и верность дружбы, взаимные жертвы и забота. Романтическая любовь захватила литературу и пробилась в жизнь. Мужья теперь могли любить своих жен, не нарушая условностей; родители могли любить своих детей; семья была восстановлена. "Люди улыбались прелюбодеянию; Руссо осмелился сделать его преступлением".79; он продолжался, но уже не был обычным делом. Идолопоклонство перед куртизанками сменилось жалостью к проституткам. Презрение к условностям противостояло тирании этикета. В моду вошли буржуазные добродетели : промышленность, бережливость, простота манер и одежды. Вскоре Франция удлинит свои кюлоты до брюк и станет безкюлотной как в брюках, так и в политике. Руссо вместе с английскими садоводами изменил французские сады, превратив их из ренессансных регулярных в романтические изгибы и неожиданные повороты, а иногда и в дикий и "естественный" беспорядок. Мужчины и женщины выезжали из города в деревню и соединяли настроения природы со своими собственными. Мужчины поднимались в горы. Они искали уединения и ласкали свое эго.
Литература почти поголовно сдалась Руссо и романтической волне. Гете искупал Вертера в любви, природе и слезах (1774), а Фауста заставил сжать половину Руссо в трех словах: "Gefühl ist Alles" - чувство - это все. "Эмиль и его чувства, - вспоминал он в 1787 году, - оказали универсальное влияние на культурный ум".80 Шиллер подчеркивал бунт против закона в "Разбойниках" (1781); он называл Руссо освободителем и мучеником и сравнивал его с Сократом.81 Гердер, находясь на аналогичной стадии развития, восклицал: "Приди, Руссо, и будь моим проводником".82 Красноречие Руссо помогло освободить французскую поэзию и драматургию от правил Буало, традиций Корнеля и Расина и строгости классического стиля. Бернарден де Сен-Пьер, горячий ученик Руссо, создал романтическую классику в "Поле и Виргинии" (1784). После наполеоновского перерыва литературное влияние Жан-Жака восторжествовало в лице Шатобриана, Ламартина, Мюссе, Виньи, Гюго, Готье, Мишле и Жорж Санд. Он породил целый выводок исповедей, мечтаний и романов о чувствах и страсти. Он поддерживал концепцию гения как врожденного и беззаконного, победителя традиций и дисциплины. В Италии она двигала Леопарди, в России - Пушкина и Толстого, в Англии - Вордсворта, Саути, Кольриджа, Байрона, Шелли и Китса, в Америке - Хоторна и Торо.
Половина философии столетия между "Новой жизнью" (1761) и "Происхождением видов" Дарвина (1859) окрашена бунтом Руссо против рационализма эпохи Просвещения. Действительно, в письме Борде от 1751 года Руссо уже выразил свое презрение к философии.83 Это презрение он основывал на том, что считал бессилием разума научить людей добродетели. Разум, похоже, не обладает моральным чувством; он будет защищать любое желание, каким бы порочным оно ни было. Необходимо нечто иное - врожденное сознание добра и зла; и даже это сознание должно быть согрето чувством, если оно хочет породить добродетель и сделать из человека не умного расчетчика, а хорошего человека.
Это, конечно, говорил еще Паскаль, но Паскаль был отвергнут Вольтером, а в Германии в университетах поднимался "рационализм" Вольфа. Когда Иммануил Кант стал профессором в Кенигсберге, он уже был убежден Юмом и философами, что разум сам по себе не может дать адекватной защиты даже основам христианского богословия. В Руссо он нашел способ спасти эти основы: отрицать действие разума в сверхчувственном мире; утверждать независимость разума, примат воли и абсолютность врожденной совести; выводить свободу воли, бессмертие души и существование Бога из чувства безусловной обязанности человека по отношению к моральному закону. Кант признал свой долг перед Руссо, повесил его портрет на стене своего кабинета и объявил его Ньютоном морального мира.84 Другие немцы чувствовали на себе дух Руссо: Якоби в своей "Гефюльфилософии", Шлейермахер в своем паутинообразном мистицизме, Шопенгауэр в своем возведении воли на престол. История философии со времен Канта была поединком между Руссо и Вольтером.
Религия начала с запрета Руссо, а затем использовала его как своего спасителя. Протестантские лидеры присоединились к католикам, объявив его неверным; он был причислен к Вольтеру и Бейлю как "распространитель яда заблуждения и нечестия".85 Однако даже при его жизни находились миряне и священнослужители, которые утешались тем, что савойский викарий горячо принимал кардинальные доктрины христианства и советовал сомневающимся вернуться к своим родным верованиям. Во время бегства из Швейцарии в 1765 году Руссо был встречен епископом Страсбурга. После возвращения из Англии он обнаружил, что некоторые французские католики с благодарностью цитируют его слова в адрес неверующих и возлагают надежды на его триумфальное обращение.
Теоретики Французской революции пытались установить мораль, независимую от религиозных верований; Робеспьер, вслед за Руссо, отказался от этой попытки как от неудачной и искал поддержки религиозных верований в поддержании морального порядка и социального содержания. Он осуждал философов за то, что они отвергают Бога, но сохраняют королей; Руссо (говорил Робеспьер) поднялся выше этих трусов, смело нападал на всех королей и выступал в защиту Бога и бессмертия.86
В 1793 году соперничающие наследия Вольтера и Руссо нашли свое решение в борьбе между Жаком-Рене Эбером и Максимилианом Робеспьером. Эбер, лидер Парижской коммуны, придерживался вольтеровского рационализма, поощрял осквернение церквей и установил публичное поклонение богине Разума (1793). Робеспьер виделся с Руссо во время последнего пребывания философа в Париже. Он апострофировал Жан-Жака: "Божественный человек! ...Я смотрел на ваши величественные черты; ...я понял все горести благородной жизни, посвященной поклонению истине".87 Когда Робеспьер пришел к власти, он убедил Национальный конвент принять "Исповедание веры" савойского викария в качестве официальной религии французской нации; в мае 1794 года он открыл, в память о Руссо, праздник Верховного существа. Когда он отправил Эбера и других на гильотину по обвинению в атеизме, ему казалось, что он в точности следует советам Руссо.
Агностик Наполеон согласился с Робеспьером в вопросе о необходимости религии и привел французское правительство в соответствие с Богом (1802). Католическая церковь была полностью восстановлена в результате Реставрации
