Только он один может утверждать, что консультировал руководителей компаний по трансформационным сделкам в каждой из последних пяти десятилетий в различных отраслях. Можно с полным правом утверждать, что Феликс изобрел образ инвестиционного банкира как надежного корпоративного консультанта по слияниям и поглощениям. Хотя он мог бы счесть это сравнение неуместным, потому что ненавидел нежелательные облигации, в 1960-х годах Феликс придумал бизнес по предоставлению независимых консультаций по слияниям и поглощениям для корпоративных лидеров примерно так же, как печально известный Майкл Милкен придумал рынок высокодоходных нежелательных облигаций в 1980-х годах. Например, за одну совершенно типичную неделю в январе 1969 года Феликс провел множество встреч, в том числе с представителями французской аэрокосмической компании Howmet, в совет директоров которой он входил, а также с Гарольдом Генином (генеральным директором ITT), Николасом Брейди (тогда банкиром в Dillon Read, а позже министром финансов США) и генеральным директором National Cash Register. В другой день на той же неделе у него были встречи с Хербом Алленом, миллиардером, основателем инвестиционного банка Allen & Co., специализирующегося на средствах массовой информации, и Питом Петерсоном, недавно назначенным министром торговли в администрации Никсона и его бывшим клиентом, когда Петерсон был генеральным директором Bell & Howell. На следующий день, после двух внутренних совещаний, у него были встречи с председателем правления корпорации General Signal, председателем правления страховых компаний Continental и руководителями ITT. Наконец, снова была встреча с председателем General Signal и генеральным директором Martin Marietta. В его еженедельном расписании также было отмечено, что его сыну Николасу удалили гланды.
История Феликса - это во многом подтверждение идеализированной версии американской мечты беженца. Семья Феликса родом из города Рогатин на Украине, части региона, который веками завоевывался и отвоевывался. До Второй мировой войны Рогатин был в некотором роде еврейским анклавом, особенно после 1867 года, когда евреям были предоставлены полные права граждан Австро-Венгрии. По данным переписи 1900 года, население города составляло 7 201 человек, из которых 3 217 были евреями. К 1939 году в Рохатыне по-прежнему проживало 2 233 еврея. Сегодня в десятитысячном городе нет ни одного еврея, хотя дряхлые остатки еврейского кладбища все еще видны. Несколько организаций в Нью-Йорке и Израиле занимаются сохранением истории еврейских семей Рохатина. По словам Феликса, его прадед был не только "великим раввином региона", но и "достаточно способным капиталистом, поскольку, по рассказам, он владел несколькими конюшнями и сдавал их в аренду польской кавалерии".
На рубеже двадцатого века его предки переехали в Вену - вероятно, взяв фамилию Рохатин от своего родного города, - где его дед стал членом Венской фондовой биржи и владельцем небольшого банка Rohatyn & Company. Он также владел несколькими пивоварнями. Отец Феликса, Александр, работал на пивоварнях, а со временем стал управлять ими вместо отца. В 1927 году Александр женился на Эдит Кнолль, искусной пианистке, "происходившей из семьи богатых венских купцов". Феликс был их единственным ребенком и родился в Вене 29 мая 1928 года. Хотя обстоятельства не позволили ему остаться в Вене надолго, что-то из музыкального гештальта города просочилось в его кровь. Ему не удалось развить музыкальные способности, но он ценит классическую музыку и до сих пор часами слушает ее в своем доме на Пятой авеню, читая или сочиняя. Его любимые композиторы - Бетховен, Шуман и Брамс. А единственным музыкальным произведением, которое он "взял бы с собой на необитаемый остров, если бы мог взять только одно", была бы Месса до минор Моцарта. "Это музыка, которой я как бы укрываюсь... независимо от того, чем я занят, и когда у меня есть немного времени и я дома", - сказал он. "Я нахожу ее трогательной. Я нахожу ее замечательной".
Экономическая реальность быстро одолела Рохатиных. Дед Феликса был немного спекулянтом, и в похмелье Великой депрессии, охватившей Европу в начале 1930-х годов, он "быстро потерял все свои деньги", что привело к краху его банка. Так началось квазикочевое существование маленькой семьи в Восточной Европе, когда Александр переезжал с одной оставшейся от отца пивоварни на другую. Первой остановкой стала Румыния, куда семья переехала вскоре после рождения Феликса, чтобы его отец мог управлять там пивоварней. В 1935 году они ненадолго вернулись в Вену, но после убийства австрийскими нацистами канцлера Энгельберта Дольфуса в июле 1934 года нарастающий призрак антисемитизма стал ощутимым. "Я имею в виду, что австрийцы сами были нацистами", - объяснил Феликс семьдесят лет спустя. Семья быстро переехала, на этот раз во Францию, в частности в Орлеан, город к югу от Парижа на реке Луаре. Александр стал управляющим другой пивоварни своего отца.
Однако, оказавшись там, родители Феликса развелись. "Для меня это было очень травматично", - сказал Феликс в интервью The New Yorker. И когда ему было восемь лет, мать отправила его во франкоязычную школу-интернат в Швейцарии. "Я помню, что в то время я был настолько неспортивным и с лишним весом, что с большим трудом завязывал шнурки", - говорит он. "Утром мне требовалось так много времени, чтобы одеться, что я ложился спать в пижаме, надетой поверх большей части моей одежды, чтобы сэкономить время. Это было не самое приятное занятие". Пока Феликс учился в школе, его мать вышла замуж за Генри Плесснера, преуспевающего выходца из польско-еврейской семьи, владевшей бизнесом по торговле драгоценными металлами. Плеснеры переехали в Париж, где Генрих руководил семейным бизнесом. У Плесснера, преданного сиониста, сложились важные деловые отношения как с парижской компанией Lazard Freres et Cie, так и с Les Fils Dreyfus, небольшим швейцарским банком, основанным в Базеле в 1813 году. Хотя Феликс поначалу не ладил с отчимом, связи Плесснера оказались очень ценными для Феликса.
История побега Феликса от нацистов - напряженная и личная, она многое говорит о его мировоззрении, особенно когда с него снимают многочисленные слои фанеры, которую он накладывал на нее на протяжении многих лет. В 1938 году Феликс покинул свою швейцарскую школу-интернат и вернулся в Париж. Ему запомнился непрерывный гул сирен воздушной тревоги на улицах Парижа после вторжения Германии в Польшу и объявления войны Франции и Англии. Он носил с собой в школу противогаз. По всему Парижу висели большие плакаты, провозглашавшие, что французы победят немцев. В мае 1940 года, когда немецкие войска приближались к окраинам Парижа, он принял за гром артиллерию за окном своей роскошной квартиры в Шестнадцатом округе. Его мать, мать Плесснера и давний повар-поляк покинули Париж и отправились на юг на своей машине. К крыше были прикреплены матрасы. Они также
