фронт.
4.13
Изабэлл Шингл задабривает нас страстной похвалой и не настаивает на датах, стиле игры, порядке частей «Искусства фуги» там, где возможны разные прочтения. Она счастлива, что благодаря настойчивости Билли и поискам Эллен мы сможем сыграть, ничего не транспонируя.
Она спрашивает, где мы хотим записывать — в студии или где-то в более естественной атмосфере, — она упоминает церковь, которую они иногда используют. Эрика говорит ей, что мы пока не можем решить, и это, как и все остальное, похоже, Изабэлл не волнует.
Она очень напряжена и нервна все время, и мы оказываемся в странном положении, пытаясь ее успокоить. Есть нечто космическое в ее трепетной бледности, будто она только что прилетела с другой планеты и пытается осознать, что с ней произошло, и одновременно выполнить свою трансгалактическую миссию.
Кажется, будто ee приводит в ужас Эрика, телефон, даже собственная секретарша, но Эрика нам уже говорила, что Изабэлл никого не боится, включая финансистов, которые владеют и на первый взгляд управляют «Стратус-рекордс». Она ходит на их встречи, и как только они что-то критикуют или спрашивают о чем-то, она понижает голос до шепота и бормочет с такой настойчивостью, что все возражения снимаются. Все боятся ее потерять, поскольку она конструктивная сила, стоящая за их «А и Р», как их зовет Эрика, Артистами и Репертуаром.
Время от времени в ходе нашей встречи голос Изабэлл почти исчезает, и только ее губы продолжают шевелиться. И хотя мы полностью дезориентированы, я отмечаю, что Джулии было бы неплохо в этой ситуации. Эта мысль меня поражает, как и сам факт, что она пришла мне в голову. Вдруг Изабэлл Шингл холодно улыбается, и, похоже, уверенность возвращается к ней, и ее голос выезжает из туннеля:
— Так что мы могли бы, понимаете ли, это решить, если это вам подходит. Отдел рекламы сдерет с меня шкуру, если вы не согласны, но это полностью ваше решение. — Ее улыбка почти исчезает при мысли о грядущем мученичестве, и мы тут же соглашаемся на все, что она шепотом потребовала.
Пирс держит свои сомнения при себе и внешне почти в энтузиазме от проекта. Эллен пытается скрыть свое удивление и благодарность. Когда все закончилось, Эрика полна радости по поводу того, как все прошло, и, опаздывая на встречу с испанской дивой, раздает по поцелую — «чмок-чмок» — каждому из нас, обнимает отстраняющегося Пирса и кидается через улицу, чтобы поймать такси, остановившееся на светофоре.
4.14
— Майкл, это ты, Майкл?
— Да, здравствуй, папа. Что-то случилось?
— Да нет, ничего особенного, Жажа заболела, завтра мы ее везем к ветеринару.
— Надеюсь, ничего серьезного.
— Ее все время рвет, и у нее, знаешь, совсем нет, нет...
— Сил?
— Сил. — Отец успокаивается.
Но я не могу начать волноваться за Жажу, которая почти каждый год всех пугает, но в результате оправляется и становится только здоровее. Она уже давно пережила свои девять жизней, но непохоже, что она это знает или благодарна за это.
— Ты в порядке, папа? — спрашиваю я.
— Нормально, нормально... Давно тебя не слышал.
— О, я был сильно занят.
— Представляю себе. Вена, да?
— Нет, папа, Вена еще впереди.
— Как тебе это удается — понятия не имею.
— Что именно?
— Ну, все успевать. Мы с Джоан говорили, что очень горды тобой. Кто бы мог подумать, что ты будешь все это делать... О, я знаю, что должен был тебе сказать. Миссис Формби тебе дозвонилась?
— Нет, нет, папа, она не звонила.
— А-а-а. Ну, она спрашивала твой номер, и я не видел причины, почему ей его не дать.
— Хорошо, папа.
— Я не хочу давать твой номер кому попало. Я не хочу, чтобы они тебя беспокоили, если ты не хочешь с ними разговаривать.
— Ты решай, как считаешь нужным, пап. Если ты его кому-то дашь — мне не помешает. А что она хотела? Она сказала?
— Нет. Надо было спросить?
— Да нет, просто интересно.
— Ах да, она сказала, что ей понравился рождественский пудинг, который ты ей принес. Хорошая она женщина. Всегда была.
— Тетя Джоан в порядке?
— Да, в порядке, кроме ее, ну, помнишь, рук...
— Артрит.
— Да, оно.
— Передай ей от меня привет.
— Передам.
— Ну пока, пап. До скорого.
В голове я прокручиваю наш разговор. Думаю, что надо вскорости ждать звонка от миссис Формби. Я иду в мою маленькую музыкальную комнату, скорее музыкальную камеру, чем комнату, и открываю скрипичный футляр. Поднимаю оливково-зеленый бархат и достаю Тонони. Нежно, очень нежно тыльной стороной ладони я трогаю его спинку, его живот. Как долго мы живем друг с другом, вдвоем: мое время в Вене, одинокие годы сразу после, потом годы с «Маджоре». Эта скрипка пришла в мою жизнь в тот же год, что и Джулия. Как долго мы поем одним голосом. Как сильно мы срослись. Как может что-то теперь нас разлучить?
4.15
Я боюсь телефона. Ничего хорошего от него не будет. Джулия не может со мной говорить. Все, что он может принести, — разрыв с молодой женщиной, считающей, что ее обидели, или требование старой женщины, которая, хотя никогда и не обращалась со мной плохо, имеет право отнять у меня то, что я люблю.
Виржини не звонит. Миссис Формби не звонит. На моем автоответчике часто ничего нет, и я за это благодарен. Иногда сообщений несколько. Время от времени меня осаждают клиенты компании «Лондонские приманки и наживки». Пoлагаю, надо что-то сделать по этому поводу.
Я смотрю на себя в зеркало. Через две недели после равноденствия мне будет тридцать восемь. На висках появились вкрапления седины. Где я сейчас, когда половина жизни прошла? Где я буду, когда мне будет столько, сколько моему отцу?
Кто видел банкира с усами? Что такого замечательного в том, что он их сбрил?
Мы с Джулией не можем подолгу быть вместе. Время наших встреч украдено у дня. Кроме первого раза, вечером мы не встречались и вряд ли встретимся. Ночь дана мне безраздельно на мою работу, чтение, прогулки без цели по окрестностям. Однажды я проходил по ее улице. Полоски света по краям задернутых штор в окнах. Где ее семья? В этих комнатах или в комнатах, выходящих в сад?
Она рассказала мне про свои вечера. Это образцы домашности: Люк, Джеймс, рояль, книги, телевизор с включенными субтитрами, Базби. Они почти всегда вечером дома.
И хотя я знаю, что она делает, я не знаю темпа, не чувствую ритма. Это для меня недосягаемо. И все же я не мог себе представить, в зимней непогоде, что дневные часы с ней вместе когда-нибудь вообще станут частью моей жизни.
Магнолия; форзиция; клематис. Будто погода сошла с ума за эти последние годы, и все спотыкается, все сливается.
Я размышляю, не позвонить ли миссис Формби, но не звоню. Наши инструменты — еще один квартет; каждый с его параллельной жизнью. Эллен привыкает к взятому взаймы альту с перетянутыми струнами. На нем она достигает самых низких нот тенорового голоса в «Искусстве фуги», все остальное она играет на ее собственном альте. Восстает ли громадный, взятый взаймы инструмент против этого странного строя? Что он думает про низкие, медленные тона в его переделанном голосе? Смотрит ли он на своего меньшего, часто играющего коллегу, завидуя его репертуару или презирая его слабость?
Полагаю, что скрипка Пирса должна себя чувствовать неуверенно. Она знает, что он ищет другую, что он собирается ее продать.
Виолончель Билли, горячо им любимая, ведет интересное существование. Помимо игры его собственных неисполняемых произведений, она подвергается стилистическим и техническим экспериментам. Последнее время Билли несколько более гибок в трактовке времени. Не увеличивая силы звука и не отклоняясь от заданного темпа, собственный голос Билли достигает более тонкого эффекта и оживляет все, что мы играем. Его виолончели после всех перипетий удалось получить билет на самолет вместе с нами в Вену.
Я думаю про мою прошлую жизнь в том городе и про это невообразимое возвращение. Теперь, когда Джулия не таится от меня, я чувствую в ней легкость, которую мне трудно понять. Когда все, что с ней происходит, дойдет до конца, угаснут ли для нее
