сказал про себя правды, небо бы удивилось, а если бы сказал, удивилась бы земля, – произнес Федор Кузьмич. – Так что нельзя мне.
– Так ведь и помрешь скоро, душу не облегчив, – деловито пробурчал мальчонка, обмывая пустую посуду.
– А я завтра и помру, – спокойно согласился старец. – У меня к тебе дело особенное есть. Сможешь ли ты тайну хранить? – спросил он у малого.
– Вот те крест, – ответил тот, перекрестившись и поцеловав висевшее на шее распятье, и с большим вниманием присел рядом с Федором Кузьмичом.
– Видишь, в углу икона стоит, – продолжил старец, немного задыхаясь. – Возьми ее и храни, как душу свою бессмертную. Детям передавай и внукам о том, что беречь ее надо строго в тайне. С этого места не съезжай и потомкам своим прикажи здесь жить весь век. Икона эта непростая, она Россию бережет, покуда икона на ее территории и владеет ею русский с чистыми помыслами, выстоит Родина все пройдет. Однажды, когда придет время, здесь появится монах из Георгиевского монастыря, ему и отдадите, более никому и никогда. Обещаешь?
– Обещаю, – ответил малец и добавил: – А чего им сейчас нельзя забрать ее? Пущай там хранится, делов-то.
– Времена грядут дикие, иконы будут жечь, храмы сносить, нельзя ее туда, здесь она целее будет. Только ты о ней помалкивай главное, людская молва очень быстрая, может и беду принести. Уразумел?
Мальчонка лишь кивнул головой.
– Вот и молодец. Сейчас сними икону и под рубаху спрячь, не то утром в суете забудешь, а после тебе уже никто ее не отдаст, – дал указания Старец.
Мальчишка проворно залез на табурет и снял икону.
– Как зовут-то тебя? – спросил вдруг Федор Кузьмич малого, и тот немного растерялся от его вопроса.
Странность была в том, что они прожили вместе бок о бок три месяца, и Федор Кузьмич ни разу не поинтересовался его именем.
– Пашкой кличут, – ответил мальчонка удивленно. – Пашка Малахов.
– Я так и думал, – выдохнул Старец и закрыл глаза.
Пашка взял нагретую от лампады икону и сунул себе под рубаху. Она грела, точно печка, и он, как обычно, примостившись в ноги к Старцу, мгновенно уснул, не подозревая, что с этой минуты он стал хранителем иконы, что бережет Россию.
На следующий день Сибирский Старец Федор Кузьмич умрет.
В 1915 году Пашкин внук все же доберется до Георгиевского монастыря в Балаклаве желая передать икону, но там лишь скажут ждать и хранить книгу «Летопись Времен», как зеницу ока. Почему монахи называют икону книгой, он так и не поймет, но продолжит нести сию ношу достойно.
Глава 26. Герасим
Икона не была красивой, она не блестела золотом и не красовалась богатым окладом. Это была небольшая деревянная табличка с нарисованным ликом и сильно затертыми, местами полностью без следов изображения, краями. Но было в ней что-то магическое, что-то такое, что заставляло смотреть и не давало оторваться.
– Что будем делать? – спросил Гера Вовку грустно.
– Брать на живца, – отозвался Вовка, тоже почему-то не улыбаясь.
– И ты улетишь обратно? – голос Геры предательски дрогнул.
– Знаешь, в будущем нет замков на дверях, – сказал Вовка вместо ответа, – потому что все люди дружат. Бедных тоже нет, а пенсионеры – это самые богатые люди в стране, и они помогают своим внукам и правнукам становиться на ноги. У нас можно с помощью программы узнать, в чем у тебя талант, и ты можешь идти по этому пути. Все институты и университеты, связанные с твоим талантом, будут открыты без вступительных экзаменов. Военные, врачи и педагоги – самые высокооплачиваемые и самые уважаемые профессии в стране. Потому что человек в России будущего – это главное, потому что мы там, в будущем поняли, что Россия – это, прежде всего, люди.
– Хватит, – попросил Герасим, – прекрати, а то мне уже очень к вам захотелось. Но как он мог? – вдруг перешел на тяжёлую тему Гера, которая просто перекрывала воздух от понимания.
– Мне этого не понять, – пожал плечами Вовка, – и потому не объяснить тебе. Это как раковая опухоль, непонятно, почему клетки меняются и становятся токсичными, поглощая все живое на своем пути. Так, видимо, и тут, но только страдает не тело, а душа, которая просто прекращает функционировать. Пора, – Вовка встал и пристально посмотрел на Геру, точно прощаясь с ним.
– Не дрейфь, внучок, – Гера почувствовал, что настал его черед подбадривать. – Еще встретимся.
На этих словах Вовка крепко обнял Герасима, и к нему пришло ясное ощущение, что все будет хорошо.
– А у меня, ребята, две новости, – услышали они от двери и оглянулись. Там стоял Сильвестр Васильевич в компании Татарина, который теперь таскался за ним всюду, и, похоже, тот просто устал сопротивляться и решил принять его дружбу.
– Как обычно, плохая и хорошая? – спросил его Вовка, утерев незаметно скупую мужскую слезу. – Или ты решил с оригинальничать?
– Не дай боже, все по классике, – хмыкнул Сильвестр и протянул телефон Влада. – Я разблокировал облако. Открывашкой оказалась картинка девушки с веслом. Вот так все просто.
– Ну, я так понимаю, данная новость хорошая, – сказал Вовка, передав телефон Герасиму. – А какая плохая?
– Плохая, что все же убийца среди нас, – ответил Сильвестр Васильевич.
– Не надо на живца, – сказал Герасим Вовке, передав телефон. – Тут хватит доказательств.
– Да и участковый скоро будет, и не пустой, – добавил Сильвестр.
Глава 27. Опять костер
Прошли сутки от костра и до костра, но сколько же случилось за эти двадцать четыре часа. Все молча смотрели в огонь, Славка пел, а длинный день заканчивался.
– Со стороны всегда видней:Как жить, с кем спать, кого любить,Кого брезгливо гнать взашей,И даже как окно помыть. Со стороны всегда видней,Не путай: то друзья, не судьи.Ведь с улицы окно грязней,И это замечают люди. Они советуют затем,Чтоб выдернуть беды волокна.Вот только не пойму, зачемЗаглядывать в чужие окна?
– Ну что, – сказал Вовка, едва гитара замолчала, – вот наши страшные перипетии подошли к концу, завтра вы выиграете финал, и все.
– Его еще выиграть надо, – ухмыльнулся грустно Славка.
– В этом даже не сомневайтесь, – ответил Вовка и многозначительно подмигнул Герасиму.
– Но ведь убийцу так и не нашли, – заметила Ева. Она очень изменилась после их совместного плавания с Глебом, стала менее резкой. Возможно, потому что спасенный ею молодой человек теперь тоже по-новому на нее смотрел.
Все это замечали, не только они двое, но и окружающие. Отчего Настасья очень сильно злилась и психовала, но ничего не могла поделать. Было не понятно, что ее больше всего бесит – то,
