лет. Такие крезовики, как я, не зарегистрированные, должны каждый день платить кооперативам 200 CF [около 0,11 доллара], чтобы копать в Тильвезембе.
К нам на участок приходят чиновники из SAESSCAM. Всякий раз, когда мы их видим, нам становится тревожно, потому что мы знаем, что они найдут способ взять с нас деньги.
Мы работаем в группах на разных участках шахты. Я в группе из двадцати мальчиков. Младшие мальчики копают в шахтах. Старшие копают в туннелях... Все, что мы копаем, мы продаем боссам. Начальники - чилийцы, а также конголезцы и ливанцы... Мой начальник контролирует мою работу на шахте. Он говорит нам, где копать, и платит нам. Если мы не слушаемся босса, он говорит солдатам наказать нас.
Сколько бы мы ни копали, мы никогда не зарабатывали больше 4 000 франков [около 2,20 доллара]. После того как мой босс покупает кобальт, он продает его компании CMKK. У них есть грузовик на концессии. Мы грузим мешки в этот грузовик.
CMKK и COMIKU - два крупнейших кооператива кустарной добычи в провинции Луалаба. COMIKU принадлежит Иву Муйежу, одному из сыновей первого губернатора провинции Луалаба Ричарда Муйежа. Муйежи - верные союзники Жозефа Кабилы и, как и он, имеют тесные связи с китайскими горнодобывающими компаниями. Компания CMKK принадлежит чиновникам из ближайшего окружения Жозефа Кабилы и была первоначально создана ныне покойным полковником Илунгой. Медно-кобальтовая руда, продаваемая CMKK и COMIKU по цепочке, должна включать гарантии того, что старателям выплачивается разумная зарплата, предоставляется защитное оборудование и медицинская помощь в случае травм. Руда также должна поставляться с гарантиями того, что в добыче не участвовали дети и что на участке работают только зарегистрированные старатели, одобренные CMKK и COMIKU.
Несколько старателей, с которыми я беседовал, подтвердили слова Феликса о том, что многие копатели на Тилвезембе не были зарегистрированы ни в CMKK, ни в COMIKU, хотя работали на шахте, и что их боссы продавали добытую ими руду кооперативам. Они также подтвердили присутствие чиновников SAEMAPE и заявили, что в любой день на Тилвезембе копают от одной до двух тысяч детей. Они сообщили, что детям обычно платят около двух долларов в день независимо от выработки и что они практически не получают помощи в случае травм. Копатели в Тилвезембе рассказывали об опасных условиях и жестоких репрессиях, если они не подчинялись начальству. Некоторых запирали в грузовом контейнере под названием "кашот" ("подземелье") без еды и воды на срок до двух дней.
Судя по целому ряду свидетельств, экономика системы кустарной добычи в Тилвезембе выглядела следующим образом: Если хозяин платил детям, работавшим на него, около 1,10 доллара за мешок гетерогенита весом тридцать килограммов, он продавал каждый мешок кооперативам за 7 или 8 долларов, получая примерно 6 или 7 долларов прибыли с каждого мешка. С этого момента цепочка создания стоимости становилась все более запутанной, поскольку прозрачность ценообразования на кобальт по всей цепочке, пока он не попадал на Лондонскую биржу металлов (LME), которая устанавливает мировую рыночную цену на полностью очищенный кобальт, была очень низкой. Мне удалось выяснить, что большинство горнодобывающих кооперативов (и складов) в среднем продавали руду с 2-3-процентным содержанием кобальта промышленным горнодобывающим компаниям в ДРК по цене, которая составляла примерно 15-20 процентов от цены рафинированного кобальта на LME. Таким образом, если килограмм рафинированного кобальта на LME продавался за 60 долларов, то кооперативы продавали кобальтосодержащую руду за 9-12 долларов за килограмм. Учитывая, что тридцать килограммов такой руды они, вероятно, покупали за 8 долларов, кооперативы выходили из системы как предприятия, приносящие огромную прибыль. Эта прибыль в основном шла в карманы их владельцев, которые, как правило, были бизнесменами или правительственными чиновниками.
Коллеги в Колвези, а также опрошенные мной старатели, работавшие на Тилвезембе, сошлись во мнении, что основными покупателями кобальта с Тилвезембе являются следующие горнодобывающие компании: Congo DongFang Mining (Huayou Cobalt), Kamoto Copper Company (Glencore), COMMUS (Zijin Mining) и CHEMAF (Shalina Resources). Эти четыре компании были описаны на местном уровне как покупатели гетерогенита à-tout-venant ("у всех продавцов"), что позволяет предположить, что они не делали различий в том, как и у кого они покупают руду. Проверить эти сообщения путем отслеживания цепочки поставок на месте было непросто. Ждать в пределах видимости от въезда в Тилвезембе, пока грузовики загрузятся и уедут, было невозможно из-за присутствия вооруженных солдат ВСДРК. По той же причине невозможно было находиться слишком близко или слишком долго у начала грунтовой дороги, которая вела к шахте возле Мупанджи. Однако мне удалось установить, что кооперативы грузили руду в грузовики на территории участка и отвозили ее на горнодобывающие предприятия или их перерабатывающие мощности.
Из всех старателей, с которыми я встречался в горнодобывающих провинциях ДРК, те, кто работал на Тилвезембе, были одними из самых неохотных собеседников. Одно только предложение обсудить шахту вызывало трепет у большинства тех, к кому я обращался. Секреты Тильвезембе не должны были раскрываться. Мне не раз говорили, что я, вероятно, шпион, работающий от имени кооперативов, чтобы выяснить, кто будет говорить. Другие предполагали, что я иностранный журналист, который разоблачит их за высказывания, что приведет к жестоким репрессиям. "Республиканская гвардия следит за всем в провинции Луалаба", - сказал мне коллега из Колвези. Они следят за деревнями и запугивают всех, кто пытается говорить". Когда я говорю это, я имею в виду, что если кто-то из тех, кто работает в Тилвезембе, Лак-Мало или Касуло, заговорит с кем-то вроде вас, его застрелят ночью, а тело оставят на улице, чтобы проинструктировать всех остальных о последствиях открытия рта".
Кампании насилия и запугивания работают до определенного момента, а момент, когда они перестают работать, - это момент, когда человек чувствует, что ему больше нечего терять. Для тех, у кого уже все отнято, даже самое суровое наказание мало что значит по сравнению с силой слова... или слова от имени тех, кто уже не может говорить. Координируя свои действия с местной командой, которая была знакома с общинами, работавшими в Тилвезембе, я смог найти семнадцать человек, включая Феликс, из нескольких деревень, которые были готовы рассказать о своей работе на шахте. Мы тщательно следили за сохранностью личности информантов: вывозили их из деревень до рассвета, организовывали безопасное место для встречи, где не было посторонних глаз, держали их там до поздней ночи или раннего утра следующего дня, а затем возвращали домой. Интервью проходили в гостевом доме в нескольких километрах от Колвези. Его владельца знали и доверяли ему мои коллеги.
Комната для интервью в гостевом доме состояла из небольшого деревянного стола с белыми пластиковыми стульями.
