показалось, он отлично знает, что делает.
– И где она? Только говори, не двигайся!
– Илия, за кого ты меня принимаешь?! – в ее голосе прорезался космический холод.
– Ань, извини. Просто это, скорее всего, важно. Я от неожиданности.
– Понятно. – Она помолчала. – Ты тоже извини! Забыла я про нее, – немного смущенно добавила она. – А эти твои соплеменники за стенами – они что, подслушивают?
Я глубоко вздохнул:
– Угу. – Про то, что они, скорее всего, еще и подсматривают и, вероятно, постоянно мониторят всякие медицинские параметры, я решил промолчать.
– Но они же не понимают, что мы говорим?
– Ань, это временно. У нас тут своя магия. Чем больше мы с тобой общаемся, тем скорее они изучат язык. Не в полной мере, конечно, но начнут понимать, о чем мы секретничаем. Хуже того, как только они разберутся, они переведут и все, о чем мы говорили до того.
– Как это? Они что, помнят наши слова? – В ее голосе звучало недоверие.
– Не они. Машины. И да, все запоминают. Поэтому я даже и не буду спрашивать, как выглядел тот человек. Они все равно его вычислят, но не сейчас. Сейчас у нас небольшая фора.
– Тогда нам надо поторопиться. Если они поймут, что это за камни, они поймут, что это власть над нами, и отберут.
Я, распечатывая очередной салат, глубоко вздохнул:
– Они вроде не враги. Но я бы на их месте – забрал. Так, на всякий случай. Изучить типа.
Ана обняла меня сзади, ее руки скользнули под моими:
– Пахнет вкусно, – мурлыкнула девушка, и я почувствовал, как ее рука коснулась кармана на моих штанах.
Это было нестерпимо. Я попросил Ану накрыть стол, а сам рванул в уборную. Уверен, что разного рода датчиков и там более чем достаточно, но будем надеяться, что они в основном медицинского свойства.
Бумага. Натуральная бумага. Потомки могли бы изобрести чего-нибудь посвежее. Тонкий листок сложен много раз, обе стороны исписаны мелким, но аккуратным почерком.
«Факт. А еще говорят: научный факт. В чем разница? В одном слове – наука. Наука, наука – болтовня одна! Не. Это единственный инструмент у человечества, который позволяет предсказывать будущее. Не Ванга, не бабка Марфа, а наука. Если она что-то предсказывает, то хоть бешеным псом отгрызи себе хвост – так и будет. Говорит, она, к примеру, рухнет этот мост. Можешь не сомневаться – рухнет как миленький. И наоборот. И никакой приворот ни от какой бабки не поможет! Вот потому все и носятся с ней, в рот заглядывают, хвостами виляют. Чего хочет инженер от науки – рецепт. Мол, возьми то да се, добавь этого, три раза сплюнь – и будет тебе синхрофазотрон. И будет, что самое интересное! Вот тебе факт – шаровая молния. Есть она? Есть. Видели ее? Да тысячи людей, и среди них десятки настоящих ученых! Научный ли она факт? Нет! Как так? Да потому, что нет рецепта, как сделать, как повторить. Предсказания нет, а значит, нет науки. Вот когда в школьной лаборатории училка по программе детвору шаровой молнии обучать станет, вот тогда это и будет – научный факт. Что для этого надо? Поймать эту молнию за хвост да посадить под замок, чтобы очкарики палками в нее тыкали да скальпелем кожу снимали. Тогда, пяток очкариков позже, и станет шаровая молния научным фактом. Выйдет такой чумазый шестой в дырявом халатике и скажет, что и как делать, чтобы звездануло. И никуда не денешься – звезданет! А пока не поймали, не получится ничего. Жалко мне эту молнию, слов нет! Летала она свободная, а теперь будет сидеть под замком да в клетке, пока ее на части не разберут, клизмы все нужные не поставят да прыгать по команде не научат».
Ни подписи, ни тебе «здрасьте», ни тебе «прощай». А смысл ясен, как белый день. Ты, Илюша, чего сюда приперся? Сказки рассказывать? Так тут таких сказочников – несколько миллиардов. Ты вот прыгаешь прикольно, видишь там чего-то – вот давай науку из этого делать! Говоришь, что у тебя готовый рецепт есть, только ты его не доучил, не понял, но рассказать готов? Чувак! У нас такими рецептами весь Интернет полон. Давай-ка полезай в клеточку. Не жмет? Нормально? Щас чуток напряжение повысим. И пока ты нас – не, неправильно, – пока мы на тебе прыгать так же не научимся, будешь ты героем научного подвига! Поставим тебе памятник, как той мыши лабораторной.
Дожевал бумажку, выплюнул, спустил воду. Надеюсь, у них медицинский модуль не заклинит от небольшого количества целлюлозы в отходах. Я же почти инопланетянин – мало ли какие у нас обычаи. Посидел еще, подумал. За дверью тихо. Вылез в конце концов.
Ана увлеченно трескала что-то фиолетовое – свекольный салат? Вообще не помню, чтобы его заказывал! Подняла лицо, жует, а глаза как у той кошки – не поставят мне памятника, сожрет она меня до подвига.
Нутро мутило. Вздохнул тяжко, подошел ближе:
– Поехали домой.
Ана улыбнулась перепачканными губами:
– Доем только.
13
День казался длинным, как на Мау. Я понимал, что времени нет. Сейчас местные спецы взломают язык Аны, как опытный продавец на рынке ломает кокос, вставят в него трубочку с зонтиком и подадут с улыбкой – пейте на здоровье! Но надо было терпеть. До ночи время есть. Федька сообщил, что их с матерью посадили на карантин. Занятий все равно никто не отменял, и он завис на лекциях. Дарья тоже написала, что очень занята. Было в их словах что-то такое успокоительное, такое беззаботное, что ломало и корежило весь мой настрой. Ничего особенного, Илья! Посидите на карантине, поработаете с органами, а как все, что мог, сделаешь, так и в путь! Все равно на Мау десяток местных лет пройдет, пока вернетесь, – торопиться некуда. Годик, полгодика – не в счет.
Общение с лингвистами на всякий случай отложил – наплел им с три короба, всучил, как кость собаке, – лишь бы отстали, – список личных местоимений. Они в ответ поведали, что генетики проверили уже не только нас с Аной, но и гигантское количество микроорганизмов, заселивших наши многоквартирные тела. Объявили, что расхождение с земными аналогами составляет, по их оценкам, порядка восемнадцати тысяч лет. Но среди прочих были найдены и более молодые версии – около восьми тысяч. У меня все ожидаемо, никаких древних герцогов или инопланетян в роду – среднестатистический русский, а вот у Аны – сплошной восторг! Настоящая Ева! Во
