маленькие, кухня раза в три больше самой большой, санузел мало ей уступает. Везде обилие интерфейсов, экранов – без малейшей попытки как-то скрыть или стилизовать все это «техно». Чем-то мне это напомнило поезд, в котором я добирался до Москвы, но там был стиль, там где-то в соседнем купе, вероятно, повалялся дизайнер. Здесь все грубо – например, кран: сунул руки – потекла вода, сверху управляющие панели – температура, напор, степень аэрации, минерализация, цвет, прозрачность. Пока разберешься – руки уже и мыть не надо. И так – все.
Перца выгнал. Он охотно свинтил, даже не пытаясь попрощаться – тоже с Мау? Еще раз прогулялся по карантинному блоку – так напоследок обозвал это узилище экскурсовод. Долго не мог ни на чем сосредоточиться, нигде не сиделось и не стоялось. Наконец, завис над самым большим интерфейсом в ванной комнате: что значит пульпирование, какой pH должен быть у стоков, чем он регулируется, как работает бактериальный анализатор? В голову просочилось подозрение: несколько дней жил у дочери, и все прекрасно управлялось через виртуальную реальность – здесь-то зачем эти экраны? Схватил очки, осмотрелся, так и есть – все устройства и интерфейсы в карантине строго локальные, через очки ничего не видно, даже обычных меток. Ну, что же, я из прошлого – мне даже удобнее. Всмотрелся в зеркало – взгляд страшный, как у сумасшедшего: мышцы лица напряжены, глаза покраснели, будто мне бой предстоит, а не встреча с любимым человеком. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул, умылся холодной водой, стою верчу головой в поисках полотенца или чего-нибудь, чем они тут вытираются.
За спиной щелкнул замок, коротко прошипел воздух, я обернулся – Ана. Стоит, меня не видит, прямая как палка скелле – знали бы земляне, что это значит, обделались бы от страха.
– Ана! – я шагнул к ней.
Резкий разворот, взгляд в ответ, как выстрел, и я уже рядом. Она почти рухнула в мои объятия. Физически почувствовал, как мгновенно расслабились ее мышцы, что-то буркнула в мою грудь, ее руки медленно поднялись и плотно стиснули мое тело поперек груди – именно так женщина обнимает мужчину на Мау, а не виснет на его шее, как здесь. Мы стояли, я вдыхал ее запах – пахла она уже Землей, но мне хотелось верить, что еще не выветрился кусочек того воздуха – воздуха далекой планеты шестилетней давности.
Она подняла голову:
– Извини, эль, я не успела. Но я принесла маяки. Те два, которые оставались у тебя. Помнишь, ты показывал, где их спрятал?
– Ань, за что ты извиняешься? Это я виноват. Все, что случилось с тобой, – это из-за меня! Я вообще не знаю, как мне исправить все это!
– Не понял, дурак. Старшая специально отправила к тебе тот артефакт. Она знала, что будет. Не знаю откуда, но знала. И так радовалась, что проболталась об этом раньше времени. Не знала старая сучка, что стены в башне теперь не слушают ее приказов. Я, как узнала, тут же вылетела. Опоздала на пару часов. Этот идиот Сомтанар еще носился перепуганный по нашему логову.
– Он жив? – я немного отстранился, любуясь красотой своей скелле.
Она криво усмехнулась, вглядываясь в мое лицо:
– Я скелле, а не тупой мужлан. У меня нет обыкновения ломать табуретки, за которые случайно зацепился пальцем.
Вспомнила. Вот же! Один раз-то и сорвался! Вместо этого сказал:
– Я люблю тебя. И… – Я замялся, но она требовательно подтолкнула. – Я едва не простился с тобой уже, – прошептал то, в чем боялся признаться себе сам.
Она погладила меня рукой по щеке – по-прежнему идеально голой, и на какое-то время мы снова зарылись в объятия.
Потом отрылись, снова зарылись, и снова, и снова. Я соскучился, а в Ане проснулась женщина, задавленная суровой дрессурой скелле, женщина, навсегда спрятанная в бетонном бункере глубины души от опаляющего дыхания Источника. Земля освободила ее, и она спешила, спешила вдохнуть жизнь полной грудью.
Очнулся я в ванной, наполовину торчащим из воды, изогнувшимся над дурацкой панелью, судорожно пытаясь заставить воду пахнуть лавандой – «так же как в той маленькой раковине». Маленькая пятка медленно скользнула между моих лопаток.
– Ань, подожди.
– Скажи, Илья, а когда мы вернемся, ты сможешь быть со мной?
Я развернулся. Вопрос, как говорится, не в бровь, а в глаз. Ана, расслабленной кошкой утонувшая в душистом кипящем озере, смотрела так, как могут только эти пушистые твари – неподвижный, предельно сосредоточенный взгляд – последнее, что видят их жертвы перед смертью.
– Ты знала, что я теряю способности? – я немного удивился.
– Не знала. – Она погрузилась почти по самые глаза – тигриный взгляд застыл, как перископ, потом вынырнула. – Но это не так уж и сложно вычислить. Не забывай – я скелле.
Я помедлил:
– Не уверен, но предполагаю, что все начнется по-новому. Новый цикл, так сказать. Какое-то время они будут расти, пока не достигнут пика, – потом снова пропадут.
– Ну, потом – это потом.
Я прекратил терзать стену и обернулся к жене:
– Полагаешь, нам надо вернуться? – В голове всплыли два камушка, лежавшие без призора на столе в кухне.
– Конечно! – она явно удивилась. – Ты эль. Ты уже не принадлежишь этому миру. Твоя миссия на Мау не закончилась.
– Ань, моя миссия там только началась. И, если уж на то пошло, Храм желал, чтобы я попал сюда – на Землю.
Она вынула из воды две изящных темных руки со светлыми ладошками, забросила их на бортики, не отрывая взгляда от добычи:
– Ты сам говорил, Храм – безмозглое устройство. Оно не может ничего желать.
– Не такое уж и безмозглое… – начал было я.
– Не важно, – перебила меня она. – Ты здесь. Ты добился чего хотел?
– Еще нет.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга двумя застывшими удавами.
– Хорошо. Я подожду. Сколько тебе надо времени?
Я замялся, опустился в воду, ноги скользнули по ногам супруги.
– Думаю, что немного. Проблема не во мне.
– А в чем? – Ана почти мурлыкала, но я по-прежнему ощущал ее смертельное в другом мире внимание.
– Я не могу связно передать все, чему научился. Это ведь не учебник и не цикл статей по теме, это, по сути, путевые заметки, обрывки ворованных сведений и криво понятых объяснений. Все, чем я могу удивить местных, – дар Храма.
– Что за дар? – перебила Ана. – Эта хрень, от которой тебя тянуло блевать?
– Она, – протянул я, – эта, как ты выразилась, хрень без присутствия Источника оказалась не такой уж и тошнотворной. Я не только могу воспринимать реальность иначе,
