говорит ему, что он красив и что ему нужно только ее руководство, чтобы стать таким же прекрасным, как француз. Он оскорблен и доволен. Наконец он женится на ней и делает ее своей королевой. Во время церемонии он спрашивает себя: "Возможно ли, чтобы маленький вздернутый носик ниспроверг законы империи?"36 Мораль Мармонтеля: именно мелочи становятся причиной великих событий, и если бы мы знали эти тайные мелочи, то полностью пересмотрели бы историю.
Почти все у Мармонтеля складывалось удачно, пока он не опубликовал (1767) роман "Белизер". Он был превосходен, но выступал за религиозную терпимость и ставил под сомнение "право меча истребить ересь, иррелигию и нечестие и привести весь мир под иго истинной веры".37 Сорбонна осудила книгу как содержащую предосудительную доктрину. Мармонтель предстал перед синдиком Сорбонны и запротестовал: "Сударь, разве вы не осуждаете дух эпохи, а не меня?"38 Дух эпохи проявился и в его смелости, и в мягкости наказания. Десятью годами раньше его отправили бы в Бастилию, а его книга была бы конфискована; на самом же деле продажа его романа прошла успешно, с "разрешения и привилегии короля", и правительство довольствовалось тем, что рекомендовало ему молчать по этому поводу.39 Однако мадам Жеффрен была очень встревожена, когда декрет Сорбонны о запрете Белизера был не только зачитан в церквях, но и вывешен на ее двери. Она мягко предложила Мармонтелю найти другое жилье.
Он, как обычно, встал на ноги. В 1771 году он был назначен королевским историографом с хорошим жалованьем; в 1783 году он стал "вечным секретарем" Французской академии; в 1786 году он стал профессором истории в лицее. В 1792 году, в возрасте шестидесяти девяти лет, измученный эксцессами революции, он удалился в Эврё, а затем в Абловиль; там он написал свои "Мемуары", в которых даже Сорбонна была прощена. Последние годы жизни он провел в безмятежной бедности, благодарный за то, что прожил полную и яркую жизнь. Он умер в последний день 1799 года.
V. ЖИЗНЬ ИСКУССТВА
1. Скульптура
Король имел тонкий вкус к искусству, как и лорды и дамы его двора, а также миллионеры, которые теперь стремились управлять государством. Событием в истории Франции стало то, что в 1769 году на Севрских фабриках, основанных мадам де Помпадур, начали производить твердый фарфор; и хотя немцы из Дрездена и Мейсена сделали это шестьюдесятью годами ранее, продукция Севра вскоре завоевала европейский рынок. Такие великие художники, как Буше, Каффьери, Пажу, Пигаль, Фальконе и Клодион, не преминули создать эскизы для севрского фарфора. Тем временем фаянсовый и мягкий фарфор изысканного дизайна продолжал поступать от гончаров из Севра, Сен-Клу, Шантильи, Венсена. . .
Гончары, металлурги, краснодеревщики и гобеленовые ткачи объединили свои ресурсы, чтобы украсить комнаты королевских особ, знати и финансистов. Часы, подобные тем, что спроектировал Буазот, а Гутьер отлил из бронзы,40 были характерным украшением этой эпохи. Пьер Гутьер и Жак Каффьери преуспели в изготовлении "ормолу" - дословно "толченое золото", на самом деле сплав, состоящий в основном из меди и цинка, с резьбой, чеканкой и инкрустацией в мебели. Мастера-краснодеревщики образовали гордую и могущественную гильдию, члены которой должны были ставить на своих работах печать со своим именем в знак ответственности. Лучшие из них прибыли во Францию из Германии: Жан-Франсуа Эбен и его ученик Жан-Анри Ризенер; эти двое, объединив свое мастерство, создали для Людовика XV (1769) великолепное "Бюро короля", оргию дизайна, резьбы, инкрустации и позолоты в стиле рококо, за которое король заплатил 63 000 ливров. Им пользовались Наполеоны I и III, а в 1870 году он был передан Лувру. Сейчас она оценивается в 50 00ο фунтов стерлингов.41
В эту эпоху, которая так ценила тактильные ощущения, скульптура ценилась почти по классическому образцу, ведь ее сутью была форма, а Франция училась тому, что форма, а не цвет, является душой искусства. И здесь женщины снова затмили богов; не в природных несовершенствах реальности, а в идеальных формах и драпировках, которые могли собрать и придумать чувствительные скульпторы. Скульптура украшала не только дворцы и церкви, но и сады и общественные парки; так, статуи в Тюильрийском саду были одними из самых популярных фигур в Париже, а Бордо, Нанси, Ренн и Реймс подражали Парижу в терракоте, мраморе и бронзе.
Гийом Кусту II (всего на год моложе царствования) теперь создал свою лучшую работу. В 1764 году Фридрих Великий заказал ему статуи Венеры и Марса; в 1769 году Кусту отправил их в Потсдам для дворца Сансуси. Также в 1769 году он начал работу над величественной гробницей Дофина и Дофины (родителей Людовика XVI) для собора в Сенсе; над ней он трудился до самой смерти (1777). В последние десятилетия своей жизни он стал свидетелем появления столь блестящего квартета скульпторов, какой когда-либо знала Франция: Пигаль, Фальконе, Каффьери и Пажу.
Не сумев выиграть гран-при, которым оплачивалось художественное образование в Риме, Пигаль отправился туда за свой счет при содействии Кусту. Вернувшись в Париж, он добился приема в Академию изящных искусств со своим первым шедевром - "Меркурий, прикрепляющий свои каблуки" (Mercure Attachânt Ses Talonnières). Увидев его, старый скульптор Жан-Батист Лемуан воскликнул: "Je voudrais l'avoir fait!" (Людовику XV она тоже понравилась, и в 1749 году он послал ее своему союзнику Фридриху II. Каким-то образом она попала обратно в Лувр, где мы можем полюбоваться замечательным мастерством, с которым молодой художник передал нетерпение олимпийского глашатая встать и уйти. Мадам де Помпадур нашла работы Пигаля по душе и дала ему множество заказов. Он сделал ее бюст, который сейчас находится в музее Метрополитен в Нью-Йорке; а когда ее любовь к королю утихла и перешла в дружбу, он вырезал ее изображение под названием "Деесса де л'Амитиэ" (1753).42 Он создал статую Людовика как простого горожанина для Королевской площади в Реймсе и закончил работу над Людовиком XV Бушардона для нынешней площади Согласия. Он изобразил Дидро в бронзе, как человека, раздираемого противоречивыми философскими идеями. Но он позволил себе впасть в гистрион в гробнице, которую он вырезал для останков маршала де Сакса в церкви Святого Фомы в Страсбурге - влюбленный воин, идущий на смерть, как на победу.
Самой обсуждаемой статуей этого периода была та, которую интеллигенция Европы выбрала для создания Вольтера в Пигаль. Мадам Неккер предложила ее на на одном из своих званых вечеров 17 апреля 1770 года. Все семнадцать гостей (среди которых были д'Алембер, Морелле, Рей-наль, Гримм и Мармонтель) приветствовали это предложение, и публике было предложено подписаться на расходы. Возникли некоторые возражения, поскольку необычно ставить статуи
