борьбу»1; военнослужащим запрещались участие в политических партиях, собраниях и манифестациях, работа в перио-дической печати (за исключением военных изданий с ведома
и разрешения начальства). Правда, в условиях Гражданской
войны эти меры выглядели несколько противоречиво, если
учесть, что именно офицерство стало не только ударной, но
и организующей силой Белого движения, и сами вожди этого движения во главе с А.В. Колчаком и А.И. Деникиным
были военными. Параллельно в гарнизонах создавались от-делы внешкольного образования и воспитания солдат2 (до
революции этот процесс сводился к примитивным заняти-ям «словесностью», проводившимся малограмотными унтер-офицерами). Правда, систематического оформления это дело
так и не успело обрести.
При общей мобилизационной системе материально поо-щрялось добровольное вступление в армию: семьям добровольцев выплачивали пособия (равно как и вдовам и сиротам
погибших на фронте), а сами они получали усиленное довольствие на 50% выше по сравнению с мобилизованными и
даже пользовались правом выбора воинской части, в которую
шли служить (последнее, впрочем, показало себя ошибочной
мерой, т. к. многие желавшие избежать фронта обыватели, пользуясь таким правом, записывались в добровольцы с це-1 Цит. по: Заря. 1918. 27 ноября.
2 Подробнее см.: Луков Е.В., Шевелёв Д.Н. Осведомительный аппарат
белой Сибири: структура, функции, деятельность (июнь 1918 — ян-варь 1920 г.). Томск, 2007. С. 72–73.
139
В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России
лью пристроиться к тыловой интендантской или обозной части).
При Колчаке укрепились общее устройство армии, мобилизационный аппарат и дисциплина. Это позволило провести
в декабре 1918 г. классическую по своему исполнению операцию по взятию Перми, а в ходе весеннего наступления в марте–апреле 1919 г. продвинуться на 600 км на запад в направлении на Волгу, взять Уфу, Ижевск и другие города.
Относительно слабым местом колчаковской армии, по
сравнению с деникинской, была нехватка офицеров: в разгар
побед весной 1919 года на всю 350-тысячную армию приходилось около 18 тыс. офицеров, из них кадровых (то есть окон-чивших военные училища ещё до Первой мировой войны) —
всего немногим более 1 тыс. Некомплект офицеров достигал
10 тыс. чел. Это касается и недостатков высшего командования колчаковской армии (не считая таких прославленных военачальников, как В.О. Каппель, А.Н. Пепеляев, А.И. Дутов
и др.), при том, что сам Верховный правитель, будучи профессиональным моряком, слабо разбирался в военно-сухопутных
вопросах и больше доверял в них своей Ставке. Поэтому успе-хи и неудачи на колчаковском фронте чередовались в зависимости от того, на чьей стороне был численный и техниче-ский перевес. Наиболее боеспособными были части генерала
В.О. Каппеля, знаменитая Ижевская дивизия и Воткинская
бригада уральских рабочих-добровольцев, штурмовые егер-ские батальоны (формировавшиеся при каждой бригаде на
фронте), 25-й Екатеринбургский адмирала Колчака полк гор-ных стрелков и некоторые другие. Лучшие из этих частей носили свою специальную форму, подобно «цветным» дивизиям
армии Деникина.
Высоким профессиональным уровнем отличалась служба военной разведки в армии А.В. Колчака. Советские че-кисты в своих отчётах аттестовали её как «превосходную», а её руководителей — как «людей, одарённых большими
организаторскими способностями и талантами», особенно выделяя искусство белогвардейских разведчиков в ра-140
Глава 5. Вопросы управления и социальная политика
диоперехватах и организации железнодорожных диверсий
в тылу красных1.
В последнее время в просоветской публицистике широко
распространился миф, будто в Гражданскую войну большинство офицеров воевало в Красной армии против белых якобы
«из патриотических соображений», признав советскую власть
«подлинно народной», при этом приводятся взятые с потолка
цифры и т. п. Это чистейший вымысел. И самое забавное, что в
СССР роль офицеров-«военспецов» в формировании Красной
армии и в самой Гражданской войне длительное время, наоборот, всячески затушёвывалась: популяризировались либо
представители большевистской партии (вроде М.В. Фрун-зе и К.Е. Ворошилова), либо «самородки из народа» (типа
С.М. Будённого, В.К. Блюхера и В.И. Чапаева). Лишь в позднем СССР, на волне хрущёвской «оттепели» стали отдавать
должное и «военспецам» из царских офицеров. В современную
же эпоху, учитывая возросшую популярность дворянства и монархии, коммунисты и их сторонники ударились в обратную
крайность: стремясь провести преемственность между «лучшими традициями царской России» и советским периодом
(хотя после Октября советская власть полностью отказалась от
какого-либо правопреемства от старой России и о традициях
патриотизма вспомнила лишь к концу 30-х годов, на фоне краха идеи «мировой революции» и провала Коминтерна в борьбе с фашизмом), они теперь, наоборот, пытаются представить
дело так, что русское офицерство как патриотический слой общества было в большинстве своём за советскую власть, а не за
«ставленников интервентов Антанты».
В реальности всё было с точностью до наоборот. Несостоятельность мифа о белых как «ставленниках Антанты» мы