"за" и "против" коллективного решения.
Подводя итог, можно сказать, что цифровизация играет неоднозначную роль, особенно для прямой демократии. Ее многочисленные преимущества мобилизации и расширения возможностей формирования общественного мнения контрастируют с неконтролируемой концентрацией власти в руках интернет-гигантов и потерей качества обсуждения. В то время как оптимисты все еще задаются вопросом: как мы можем использовать инновации цифровизации для развития демократии, пессимисты беспокоятся: как мы можем защитить демократию от подрыва в результате цифровых потрясений?".
4.6.4 Политическая культура прямой демократии: Особенности и пределы
Некоторые швейцарцы могут критиковать своих политиков, парламент, суды, Федеральный совет, федерализм или разделение властей. Однако есть одна вещь, которую почти никто не критикует: политические права граждан и институты прямой демократии. В опросах прямая демократия регулярно фигурирует как самый ценный элемент политических институтов, и лишь немногие опрошенные согласны с идеей ее ограничения в пользу большей парламентской власти. Опасение, что некоторые из политических прав народа могут быть утрачены в случае вступления Швейцарии в ЕС , является одним из самых серьезных препятствий для тех немногих, кто выступает за членство . Для многих швейцарцев "демократия" означает просто "прямую демократию", и некоторым даже трудно признать решения парламента или Федерального совета по-настоящему демократическими.
На фоне высокого уважения к такому "само -правительству" можно было бы ожидать, что швейцарцы будут особенно активно участвовать в экономической и социальной жизни. Однако непредвзятый сторонний наблюдатель, вероятно, будет удивлен тем, что ценности прямой демократии не оказали большего влияния на швейцарское общество за пределами политики. Он не найдет никаких доказательств того, что швейцарские школы более партисипативны, чем школы в Нидерландах или Италии . Более того, наш наблюдатель может быть ошеломлен, узнав, что рабочие и служащие в Швейцарии имеют меньше формальных прав на кодетерминацию на рабочем месте, чем их коллеги в Германии или Швеции , несмотря на то, что швейцарские работодатели и профсоюзы практикуют социальное партнерство уже более 80 лет, с 1937 года.
Можно сделать вывод, что прямое политическое участие не оказало большого влияния на экономическую и социальную жизнь Швейцарии. Скорее, оно воспринимается как специфическая швейцарская культура институциональной демократии. С такой точки зрения мы можем лучше понять популярность политических прав населения . Они ценятся как воплощение самоуправления граждан и обеспечение контроля над политической элитой. В то же время прямая демократия считается одной из важнейших особенностей, отличающих Швейцарию от других стран.
Развитие швейцарской демократии консенсуса
В предыдущих главах мы уже упоминали о некоторых элементах разделения властей , консоциативной или консенсусной демократии, которую швейцарцы называют "системой согласия". Две ее основные характеристики: во-первых, исполнительная власть состоит из большой коалиции . Цель состоит в том, чтобы позволить всем важным политическим силам участвовать в правительственной политике и разделить политическую ответственность со всеми этими силами. Во-вторых, политическое поведение в рамках этой большой коалиции направлено на постоянные переговоры и компромисс .
Разделение властей или консенсусная демократия характерны не только для Швейцарии. Ее разновидности можно встретить в таких разных странах, как Бельгия , Нидерланды , Индия или Южная Африка . Демократия с разделением властей обычно противопоставляется преобладающей англо-американской модели мажоритарной демократии , в которой правительство состоит из простого большинства, обладает всей политической властью и может навязывать свои решения меньшинству. Мы вернемся к этой теме в гл. 6. Здесь мы опишем швейцарские институты разделения властей, их развитие и функционирование, а также их сильные и слабые стороны.
Если сегодня спросить швейцарцев, почему им нравится разделение власти, то типичный ответ будет таким: "Я считаю справедливым, что в правительстве представлены все языки, регионы и политические партии. Это лучше для нашей страны, потому что Швейцарии нужны политические компромиссы , а не решения большинства". Однако история говорит нам, что в 1848 году швейцарская конституция была частично задумана как мажоритарная демократия . В течение нескольких десятилетий одна партия, радикалы , удерживала всю власть в мажоритарном режиме. Развитие институтов и практики разделения власти произошло лишь позднее. Три фактора благоприятствовали институциональной трансформации мажоритарного режима в систему разделения властей.
Первое - это федерализм. Небольшие, сельские, в основном католические кантоны с самого начала имели право вето в принятии решений на федеральном уровне. В коалиции с франкоязычными кантонами они смогли заблокировать централизаторский проект полностью пересмотренной Конституции в 1872 году. Это вынудило правящих радикалов искать политические компромиссы для успешного пересмотра Конституции в 1874 году (Linder et al. 2010; Swissvotes 2019). Второй - переход к пропорциональной избирательной системе в 1918/1919 годах, который стал успехом альянса католиков-консерваторов и социал-демократов , боровшихся с преобладанием радикалов . Как следствие, последние потеряли парламентское большинство, а партийная система становилась все более раздробленной. Третий и самый важный фактор - прямая демократия. Мы уже упоминали в гл. 4, что референдум является сильным стимулом, даже ограничением, для сотрудничества в форме коалиции большого размера, поскольку в противном случае риск поражения в народном голосовании слишком высок. Этот косвенный, институциональный эффект референдума так же важен, как и прямой эффект народного голосования.
5.1.1 Влияние референдума на состав правительства
Читателю вспоминается период после введения необязательного референдума в 1874 году (см. гл. 4), когда католическо-консервативное меньшинство использовало это устройство как пулемет, чтобы сбить важные проекты радикального большинства (Aubert 1974, 43-4). Правящая партия не видела другой возможности, кроме как договориться с оппозицией. Чтобы интегрировать католическое меньшинство , в 1891 году радикалы предложили им одно место в своем до сих пор однопартийном правительстве. Консерваторы согласились и отныне имели право голоса в Федеральном совете. Но это означало и разделение политической ответственности за решения, предложенные коллегиальным советом. Таким образом, за "полюбовным соглашением" (Steiner 1974) скрывалось принудительное давление к сотрудничеству. Радикалы считали, что их значительное большинство в парламенте станет бесполезным, если не будут пресечены попытки референдума со стороны католического меньшинства . С другой стороны, католическое меньшинство , которое вряд ли когда-либо получит парламентское большинство, могло выиграть больше за счет частичного сотрудничества с проектами федерального правительства, чем за счет систематического противодействия.
Мотивы для аналогичной интеграции других важных политических сил привели к все более широкому разделению власти в Федеральном совете. Сначала католики-консерваторы получили второе место в 1908 году. В 1928 году фермеры и бюргеры, которые за десять лет до этого отделились от либералов радикалов , были (заново) интегрированы, получив собственное место в правительстве. В 1935 году социал-демократы стали крупнейшей политической силой
