жизнью.
Вот несколько вопросов, которые помогут вам начать разбираться с тяжелыми чувствами, которые, возможно, скрывает в вас стыд:
Почему мне кажется, что я никогда не смогу захотеть?
Есть ли эмоции (такие как гнев, обида, ревность, желание или грусть), которые я стараюсь не испытывать?
Когда я испытываю одну из этих запретных эмоций, какие другие чувства приходят, чтобы скрыть ее? (Например, пытаюсь ли я подавить свой гнев, извиняясь?)
Какие чувства и потребности я мог бы выразить, если бы знал, что меня за них не осудят?
Исследование, опубликованное в начале 2021 года, показало, что умение открыто говорить о стыде помогает пациентам с аноректальными заболеваниями лучше заботиться о своем здоровье, чувствовать большую поддержку со стороны других людей и развивать большее чувство самостоятельности в управлении собственным лечением.[24] Было также доказано, что развитие устойчивости к стыду помогает женщинам, проходящим лечение от наркозависимости, [25] пациентам с тяжелой депрессией, [26] и даже сгоревшим студентам-медикам, которые стыдились своего истощения. [27] Проговаривание стыда приносит огромную пользу здоровью всех - от ВИЧ-инфицированных пациентов до страдающих расстройством пищевого поведения, от квиров до людей с сильно стигматизированными психическими заболеваниями. Когда мы честно говорим о том, что нам нужно, и о том, как плохо мы себя чувствуем в связи с этими потребностями, мы можем принимать решения с поддержкой, которые уменьшают вред. [28]
После того как мы признали, какую мощную роль играет стыд в нашей жизни и как он мешает нам в полной мере ощутить свою человечность, нам больше не нужно верить в его токсичные послания. Мы можем отделить нашу культурную обусловленность от того, во что мы действительно верим, и проявить к отчужденным "я" внутри нас гораздо больше сострадания.
Развивайте самосострадание
Как и многие люди, заботящиеся о социальной справедливости, я провел много лет, переосмысливая свое воспитание и все свои старые медиавкусы. В подростковом возрасте "Убить Билла" много значил для меня, но можно ли любить этот фильм сейчас, зная, что Квентин Тарантино подвергал Уму Турман опасности на съемочной площадке? [29] Являюсь ли я трансмизогинистом за то, что полюбил "Молчание ягнят"? За последние несколько лет у меня было бесчисленное количество разговоров с друзьями о чувстве вины, которое мы испытываем по отношению к музыкантам, которые нам нравятся, или телевизионным программам, которые помогли нам вырасти.
Все это - одно целое с тем, как действует системный стыд: отдельным людям внушают, что наша доброта определяется тем, что мы покупаем и потребляем, и что, выбирая средства массовой информации, мы, по сути, голосуем за сексизм, расизм и гомофобию. Бренды, которые мы поддерживаем, становятся продолжением нашей моральной идентичности, и поэтому, когда эти бренды оказываются запятнанными, мы чувствуем, что это бедствие ложится на нас самих. А иногда люди, потребляющие некачественные медиа, действительно подвергаются порицанию и стыду за это. Недавно на встрече активистов, которую я посещала, одна пожилая женщина сетовала на то, что больше не может посетить Диснейленд со своей семьей, потому что не может себе этого позволить.
"Это тревожный звонок для вас, чтобы перестать поддерживать гомофобные, патриархальные корпорации", - ехидно сказала ей другая женщина на встрече. "Тебе повезло, что у тебя есть такая возможность переосмыслить то, что ты поддерживала".
Учитывая, что почти все медиа, определившие наше детство, были полны фанатизма, порицать случайных людей за то, что они подверглись их воздействию (и за то, что затем сформировали привязанность к ним), не имеет смысла. Однако индивидуалистическая линза Системного стыда не позволяет нам провести различие между указанием на недостатки медиа и осуждением всех, кто когда-либо находился под влиянием этого медиа.
Быть продуктом общества, в котором живешь, - это не личное упущение. На самом деле, это неизбежно. Я вырос на трансфобных фильмах, таких как "Эйс Вентура", и толстофобных, таких как "Мелкий Хэл". На дневном телевидении квиры были уродами, которых нужно было допрашивать, а нищие, наркоманы или бездомные были предметом отвращения. Все это повлияло на меня так, что я морально не приемлю, но это не значит, что этого не было. И среди всего этого медийного яда были и вкусы чего-то более сладкого: взбалмошные движения Натана Лейна в "Клетке для птиц", мягкие, милые интонации Даррена Хейса из "Саваж Гарден". В этих несовершенных вспышках квира я впервые узнал себя. К сожалению, чтобы увидеть свое отражение в этих местах, мне также пришлось наблюдать, как зрители дневного телевидения таращатся на "беременного мужчину", и видеть, как трансженщины изображаются в виде злодеев-убийц.
Все средства массовой информации, на которых я вырос, были загрязнены фанатизмом, и почти все они были созданы влиятельными людьми, которые были изолированы от последствий причинения вреда другим. Некоторые из этих СМИ очень много значат для меня и всегда будут значить. Это прошлое сформировало меня, как и всех нас, поэтому полезно осознавать его. Я не могу очистить себя, удалив все негативные ассоциации из своего прошлого или из своего настоящего. Но я могу попытаться понять его и практиковать сострадание к себе за все те способы, которыми мое воспитание нанесло мне вред (и принесло пользу).
Писательница и активистка движения за освобождение жира Обри Гордон говорит, что испытывает противоречивую страсть ко всему, что связано с настоящими преступлениями. [30] Как белая певица, которая иногда страдает от тревоги, Гордон говорит, что истории реальных убийств и изнасилований дают ей выход всем ее худшим страхам, которые особенно свойственны белым женщинам в Америке. "Настоящие преступления служат паровым клапаном в скороварке моей бурной внутренней жизни", - объясняет она. "Оно питает мою тревогу, взращивает ее, а затем предлагает контролируемый путь для выхода этой тревоги".
Настоящие преступления - это многомиллиардный бизнес и взрывной культурный феномен. [31] Ведущими создателями и потребителями большинства настоящих преступлений являются белые женщины, как правило, из среднего класса и выше. И, как пишет Гордон, это не случайное совпадение. В нашей культуре белым женщинам внушают, что их жизнь драгоценна и уязвима и что опасные злоумышленники подстерегают их практически повсюду. Этот страх не соответствует статистическим фактам. [32] В целом белые женщины подвергаются очень низкому риску стать жертвой насильственных преступников (особенно если они состоятельны), им угрожает гораздо меньше опасностей, чем цветным мужчинам и женщинам или белым мужчинам. Если жертвами белых женщин становятся люди, которых они уже знают и которым доверяют, например романтический партнер, близкий друг, начальник, церковный лидер или родитель. [33] Тем не менее большинство передач о настоящих преступлениях, книг и фильмов рассказывают об актах случайного насилия, совершенных в отношении белых женщин.
Исследования показывают, что воздействие
