легкой совестью отправляющимися на остров Венеры; Буше последовал за ним с буйством чувств; Грез соединил чувственность и невинность. Фрагонар объединил их всех: нежные одеяния, развевающиеся на ветру; изящные пирожные, предлагающие беспрепятственные сладости; статные дамы, гипнотизирующие мужчин шелестом платья или хрупкостью блузки, или ритмичной грацией, или тающей улыбкой; и дети, пухлые, румяные, с уложенными в хвост волосами, еще не знавшие смерти. На своих рисунках и миниатюрах он изобразил почти все аспекты детской жизни - младенцев, ласкающих своих матерей, девочек, ласкающих своих кукол, мальчиков, садящихся на осла или играющих с собакой...
Галльская амурность Фрагонара отвечала запросам стареющих придворных и усталых любовниц на картины, прославляющие и возбуждающие плоть. Он перерыл языческую мифологию в поисках богинь, чьи радужные тела не подвержены влиянию времени; теперь уже Венера, а не Дева, возносилась с триумфом к небесам. Он украл половину религиозных ритуалов для церемоний любви: Поцелуй77 это молитва, "Клятва любви" - священное обещание, "Жертвоприношение розы" - высшая жертва. Среди четырех картин, написанных Фрагонаром для замка госпожи дю Барри в Лув-Сьенне, одна имеет название, которое могло бы охватить половину творчества художника: L'Amour Qui Embrasse l'Univers ("Любовь, которая поджигает мир"). Он перелистывал "Иерусалимскую либрату", чтобы найти сцену, где нимфы демонстрируют свои прелести перед целомудренным Ринальдо. Он стал Буше постели, обнажая женщин наполовину или полностью, как в La Dormeuse ("Спящая красавица"), La Chemise Enlevée ("Снятая блузка") или La Bacchante Endormie.78 Затем, осознав, что нагота может разочаровать, он вернулся от откровений к предложениям и написал свою самую известную картину "Опасности качелей" ("Les Hasards de l'Escarpolette");79 Любовник с восторгом взирает на тайны нижнего белья, открывающиеся по мере того, как его дама раскачивается все выше и выше, со смехом подбрасывая в воздух одну туфельку. Наконец, Фрагонар мог быть Грёзом и даже Шарденом: он изображал скромных женщин, как в "Этюде", "Лекции",80 И в "Мадемуазель Коломбе" он обнаружил, что у женщин есть душа.
В 1769 году, в возрасте тридцати семи лет, он согласился на брак. Когда мадемуазель Жерар приехала из Граса, чтобы изучать искусство в Париже, ей достаточно было назвать место своего рождения, чтобы получить допуск в студию Фрагонара. Она не была красавицей, но это была женщина в полном расцвете сил; и "Фраго" (так он себя называл) решил, подобно мадам Бовари, что в моногамии не может быть большей скуки, чем в супружеской измене. Он находил новое удовольствие в совместной работе с ней над такими картинами, как "Первые шаги ребенка", и в соединении своей подписи с ее. Когда она родила их первого ребенка, она попросила привезти из Граса свою четырнадцатилетнюю сестру, чтобы та помогала ей с младенцем и домом; он согласился, и в течение нескольких лет этот супружеский союз жил в шатком мире.
Теперь он соперничал с Грёзом в изображении домашней жизни и с Буше в передаче спокойствия сельских сцен. Он написал несколько религиозных картин и сделал портреты своих друзей. Он был более постоянен как друг, чем как любовник, оставаясь неизменно любящим Грёза, Робера и Давида, несмотря на их успех. С приходом Революции он посвятил патриотическую картину La Bonne Mère нации. Его сбережения были в основном аннулированы инфляцией и правительственными дефолтами, но Давид, любимый художник новой эпохи, добился его назначения на какую-то незначительную синекуру. Примерно в это время он написал замечательный автопортрет, который висит в Лувре: крепкая и грузная голова, белые волосы подстрижены, глаза спокойны и уверены. Террор вызывал у него страх и отвращение, и он бежал в свой родной Грас, где нашел убежище в доме своего друга Мобера. Он украсил стены панно, известными под общим названием "Роман о любви и юности" (Roman d'Amour et de la Jeunesse). Он предназначал их для мадам дю Барри, но она, не имея больше достатка, отказалась от них; теперь они находятся среди сокровищ галереи Фрика в Нью-Йорке.
Однажды летним днем, возвращаясь разгоряченным и вспотевшим с прогулки по Парижу, он остановился в кафе и съел лед. Почти сразу же с ним случился застой мозга, и он умер с благословенной внезапностью (22 августа 1806 года). В Грассе ему поставили красивый памятник, у ног которого лежит голый еж, а позади него - молодая женщина, взметнувшая юбки в радостном танце.
Художник должен заплатить цену за то, что символизирует эпоху; его слава угасает вместе с ее страстями и может вернуться только тогда, когда пафос расстояния облагораживает его, или какой-то поворот в течениях приносит прошлую моду в современный вкус. Фрагонар процветал, потому что его искусство, desnuda или vestida, радовало его время, успокаивая и украшая упадок; но суровый кодекс Революции, борющейся за свою жизнь против всех остальных стран Европы, нуждался в других богах, кроме Венеры, чтобы вдохновлять его, и нашел их в стоических героях республиканского Рима. Царствование женщины закончилось, вернулось правление воина. Греко-римские модели, переосмысленные Винк-кельманом, послужили новому поколению художников, а неоклассический стиль сметал барокко и рококо приливной волной античных форм.
VI. ВЕЛИКИЕ САЛОНЫ
1. Мадам Жоффрен
Царствование женщины закончилось, но только после зенита салонов. Этот уникальный институт достиг своего апогея при мадам Жоффрен и угас в лихорадке романтики при мадемуазель де Леспинассе. Он возродится после революции, с госпожами де Сталь и Рекамье, но уже никогда не будет иметь той изюминки и полноты, как в те времена, когда политические знаменитости встречались по субботам у госпожи дю Деффан, художники - по понедельникам, философы и поэты - по средам у госпожи Жоффрен. Жоффрена, философы и ученые - по вторникам у мадам Гельвеций, по воскресеньям и четвергам у барона д'Ольбаха, литературные и политические львы - по вторникам у мадам Неккер, и любой из них мог встретиться в любой вечер у Жюли де Леспинасс. Кроме того, существовало множество мелких салонов: у госпож де Люксембург, де Ла Вальер, де Форкалькье, де Тальмон, де Брольи, де Бюсси, де Круссоль, де Шуазель, де Камбис, де Мир-Пуа, де Бово, д'Анвиль, д'Эгийон, д'Гудето, де Марше, Дюпен и д'Эпинэ.
Этих "Юнон" отличала не красота - почти все они были среднего возраста или старше; это был тот комплекс интеллекта, такта, грации, влияния и ненавязчивых денег, который позволял хозяйке собирать женщин с шармом и мужчин с умом, способных заставить собрание или каузери блеснуть остроумием или мудростью, не поджигая его страстью или предрассудками. В таком салоне не было места ни флирту, ни эротическим темам, ни двойным смыслам.81 Каждый мужчина мог иметь любовницу, каждая женщина - любовника, но это
