- по своим творческим интересам, по своим дарованиям и возможностям - быть художником или писателем. Почему ты стал именно кинематографистом?
- Можно стать кем угодно. Я мог бы изучать медицину, философию или сам не знаю что. Я всегда думал‚что хотел бы на самом деле стать живописцем, и сейчас еще, приходя к друзьям или к кому-нибудь в мастерскую, колеблюсь в ответе,не прекраснее ли была бы для меня жизнь художника. Большую часть времени сейчас я занят вовсе не кинотворчеством, а кинопроизводством и всем тем, чего прежде не знал и что связано с созданием фильмов. Вместе с тем,признаться‚я думаю про сабя, что из всего того,чем я охотно занимаюсь, а именно писания, фотографирования, малевания, из всего этого вместе взятого я не мог бы избрать себе лучшей профессии,чем кинематографист Тогда,когда мне было около 20-ти - когда становишься чем-то,мне никогда и не мерещилось это: киношник, кинорежиссер. До киношничества я дошел, как корова до воскресенья, нет, это называется иначе, как же это. ‘называется?
- У тебя были «прообразы»?
-Первые мои фильмы были сделаны собственно как картины, только не с помощью красок и холста,а с помощью кинокамеры,это были неподвижно-долгие намалеванные изображения. «Прообразами» были для меня скорее художники, чем киношники, Позднее я нашел их и среди кинематографистов - в Ясуджиро Одзу, который снимал идеальное для меня кино, воплощал, так сказать, давно потерянный рай кинотворчества.Или: гораздо позже того времени, как я осознал себя киношником,я познакомился с немецким кино немого периода и научился ценить его режиссеров. Но было уже слишком поздно искать среди них образцы.
- Ты однажды назвал Фрица Ланга упущенным отцом,хотя фильмы Фрица Ланга совсем не похожи на твои фильмы.
- Они совсем не похожи, но я почувствовал какое-то большое сродство, когда увидел их все один за другим на ретроспективе в Америке. И, может быть,из-за того,что это было в Америкелто есть на чужбине, а я смотрел их все вместе и подряд, как творение целой жизни, мне показалось, что это нечто совсем-совсем новое. Если бы я знал это в молодостия бы сказал: да, тут можно продолжать. Но я этого не знал. Я это,так сказать, упустил как традицию. Это традиция, которую я упустил.
- Как раз для твоего поколения кинематографистов в Германии вообще нет традиции. Нет отцов. Но для тебя это тема не только твоего индивидуального развития, это же и тема твоих фильмов. Вновь и вновь бросается в глаза, что в твоих фильмах идет поиск ребенка отцом или поиск отца ребенком, а поскольку все другие отношения либо, отсутствуют, либо не действуют, у меня сложилось впечатление, что в твоих фильмах отношения отца и ребенка всегда озарены надеждой. Правильно ли я это вижу?
- Да,безусловно правильно. Может быть,не столько ‘отношения отца и ребенка, сколько отношения, которые могут быть у ребенка с миром, в частности же - с отцом. Вот как раз дети, думаю, для меня и есть «прообразы» в видении, в мышлении, в чуткости, а значит и прообразы в отношениях.
- Тема детей в твоих фильмах - ты ею пытаешься прояснить и собственное детство?
- Безусловно, безусловно. Я думаю‚сегодня известно,что личность по большей мере формируется в детстве, что сокровище снов и клад способности чувствовать приходят в основном из детства. Почти все известные мне люди, которые пишут, рисуют или музицируют, питаются этим сокровищем, Вопрос же состоит в том,как подобраться к нему? И как Далеко зайдешь, если бы вдруг подберешься и начнешь создавать, так сказать, индустрию из сокровищ собственного детства. Ведь это возможно, тому есть много примеров.
- Другая сквозная тема твоих фильмов - отсутствие покоя и родины. Люди подолгу в дороге,всегда в поисках родины, и ты, видимо, знаешь строку Новалиса, которая звучит примерно так: «Куда ведет таинственный путь? Всегда домой». В связи с этим - признал бы ты себя романтиком?
- Да. Я знаю,великой темой романтического романа, романа воспитания является уход в неведомое, а ведь уход в: неведомое содержит в себе,так сказать, а приори, почти по необходимости, еще и возвращение. Видимо, всякий поиск чего-то неизбежно приводит к выводу, что искомое искали не в том месте, меж тем как его надо найти в себе самом. Вообще поиск - это романтическая тема.
- Есть еще одна улика. В твоих фильмах всегда повторяются кадры, образы, ситуации, которые напоминают мне Каспара Давида Фридриха; Каспар Давид Фридрих тоже во многих своих картинах показывает само видение, показывает, как смотрят. У тебя многое указует на то, как функционирует видение или как люди смотрят. Открываются окна, все время кто-нибудь выглядывает из окна. Что, собственно, так привлекательно в зрении?
- В зрении для меня привлекательно то,что в отличии от мышления оно не должно содержать мнения о вещах. Собственно в мышлении каждая мысль всегда сразу содержит и мнение о вещи,о человеке, о городе, о ландшафте. Зрение же свободно от мнения, в зрении можно найти ту позицию по отношению к другой личности, к какой-нибудь вещи, к миру, которая свободна от мнения, где соотносишься с некоей вещью или персоной, вступаешь с ней связь, воистину воспринимаешь ее. Вот прекрасное определение зрения: смотреть значит «воистину воспринимать», так как тут проглядывает слово «истина». Это значит, что в зрении для меня потенциально возможна правда. Гораздо в большей степени, чем в мышлении, где можно сильнее ошибиться,где можно удалиться от мира. Для меня зрение - это Погружение-в-мир, а мышление всегда - Отстранение-от-мира. А я, мне кажется, совершенно. интуитивный человек, и зрение для меня - вообще форма выражения и восприятия.
- В фильмах ты написал однажды кадры не обязательно ведут к чему-нибудь другому, они стоят сами для себя, Так ли это? Ведь никакой кадр не стоит в фильме сам по себе, каждый кадр из-за следующего кадра становится иным, нежели он был поначалу.
- Да. Из-за монтажа, из-за сюжета,который рассказывается, Несмотря на это я убежден, что и монтаж и сюжет в конце концов составляют все же сумму, и если каждый кадр не может быть воспринят всерьез полностью сам по себе и если он не вполне представляет самостоятельную ценность, тогда и сумма
