Когда я работала в других местах, мужчины всегда домогались нас. Офицеры SAESSCAM и горная полиция домогались нас. В Мутоши этого не происходит. Там мы чувствуем себя в безопасности.
Еще одним преимуществом, которое отметила Джули, стало улучшение санитарных норм:
Это гораздо лучше для нас. Я все время болел, когда работал на других шахтах. Теперь я не так часто болею. Благодаря этому мы экономим деньги на лекарствах. Я использую эти деньги, чтобы мои дети ходили в школу.
Второй мойщик по имени Маомби добавил:
Да, мы меньше страдаем от преследований, это правда. Я не возражаю против того, что мы зарабатываем меньше, потому что нет шансов, что мужчина может напасть на меня, пока я нахожусь в концессии CHEMAF. Я очень благодарна за это.
Судя по всему, что я видел и слышал во время экскурсии на рудник Мутоши, а также в ходе последующих интервью с кустарными старателями, работавшими на этом участке, условия на модельном участке CHEMAF не соответствовали тому, что мне рассказывали некоторые сотрудники Пакта в Колвези. В частности, оказалось, что через ограждение из спагетти-проволоки в Мутоши поступает кобальт, добытый детьми. На участке работали подростки с поддельными регистрационными карточками избирателей. Сотрудник радиационной службы не проводил регулярных проверок уровня радиации. Мешки с кобальтом не маркировались, а кобальт неизвестного происхождения закупался на внешних складах и смешивался на рафинировочном заводе CHEMAF в Лубумбаши. Очень важно, что сокращение или задержка выплаты заработной платы стали серьезным сдерживающим фактором для многих старателей и поставили под угрозу жизнеспособность всей операции. Предполагаемая прозрачность и прослеживаемость цепочки поставок оказалась фикцией.
Если не принимать во внимание эти недостатки, на шахте Мутоши по сравнению с другими местами кустарной добычи в ДРК было несколько улучшений, особенно для женщин-рабочих. В большинстве мест, где я работал, женщины подвергались постоянным домогательствам и сексуальным нападениям. Они получали жалкую зарплату за свой труд, а от них еще требовалось вести домашнее хозяйство и заниматься детьми. Даже если в CHEMAF они получали мизерную зарплату, сокращение числа сексуальных нападений значительно улучшало их жизнь. Обеспечение чистой водой, туалетами и хоть какой-то защитной экипировкой также помогло смягчить последствия болезней и воздействия токсинов. В шахте не было ни детей, ни беременных женщин. Не было и никаких прорытий туннелей, что позволило избежать самых страшных трагедий.
После посещения модельной площадки в Мутоши у меня остался один вопрос, который я хотел проверить, поэтому я еще раз встретился с командой Pact в Колвези. Я спросил их, сколько именно детей из 2000, которых они устроили в школы в рамках программы, которая на тот момент действовала уже два полных года. Мне ответили, что 219 детей были зачислены в школу.
"Зачислены... но сколько из них еще учатся?" спросил я.
Они не могли сказать.
Несмотря на свои недостатки, шахта CHEMAF продемонстрировала, что можно организовать кустарную добычу более безопасным и достойным образом. Даже те проблемы, которые я обнаружил на руднике, можно было бы устранить, если бы было желание это сделать. К сожалению, CHEMAF и его партнеры, похоже, придерживаются противоположного подхода. Через несколько месяцев после моего визита коллеги из Колвези сообщили мне, что CHEMAF прекратила сотрудничество с Pact и закрыла старательскую шахту.
САЙТ МОДЕЛИ CDM
Вторая модельная шахта в Колвези принадлежит компании CDM. Она расположена в самом центре района под названием Касуло. Такого места, как Касуло, нет нигде в мире. Это вершина безумной схватки за кобальт. Лучший способ понять, что произошло в Касуло, - это вспомнить о легендарной калифорнийской золотой лихорадке.
24 января 1848 года рабочий лесопилки в Коломе, штат Калифорния, по имени Джеймс Маршалл заметил самородок золота в русле реки. Новость быстро распространилась, и в поисках богатства в Калифорнию устремились искатели сокровищ со всей страны. Они срывали холмы, рубили деревья, запружали реки и прокладывали тысячи шахтных стволов в горах Сьерра-Невады. Гидравлическая добыча - это технология того времени, предполагающая использование мощных водяных струй, которые срывали целые склоны холмов. Экологический и гуманитарный ущерб, нанесенный золотой лихорадкой, был значительным. Сельскохозяйственный сектор Калифорнии сильно пострадал от запруженных рек и стоков от горных разработок. Коренные жители были изгнаны с земель, на которых они жили на протяжении многих поколений, везде, где были обнаружены месторождения золота. Между местными жителями и старателями вспыхивало насилие. Земля превратилась в беззаконную границу преступности и бедлама.
Никто не мог сказать мне, кто такой "мистер Маршалл" из Касуло, но история гласит, что в 2014 году местный житель копал колодец рядом со своим домом, когда обнаружил глыбу гетерогенита с ошеломляющим 20-процентным содержанием кобальта - выше, чем где-либо в мире. Жители Касуло тут же схватились за все лопаты, лопатки и куски арматуры, какие только смогли найти, и начали рыть туннели по всему району. Люди массово стекались в Касуло, чтобы принять участие в борьбе за голубое золото. Местные жители были вынуждены покинуть свои дома, земля была опустошена, и разразился конфликт. Точных данных о количестве туннелей в Касуло нет, но местные жители считают, что их более двух тысяч.
В апреле 2017 года губернатор Муйедж предоставил компании Congo DongFang Mining монополию на закупку всего кобальта в Касуло в обмен на выплату 12 миллионов долларов. CDM также получила права на создание зоны кустарной добычи в этом районе в координации с кооперативом кустарной добычи COMIKU. COMIKU принадлежит Иву Муйежу, одному из сыновей губернатора Муйежа. В рамках сделки компания CDM должна была выплатить компенсацию за переселение семьям, проживающим в концессионной зоне. Человек, отвечавший за этот процесс, г-н Яв Катшунг, был директором офиса губернатора провинции Луалаба, а также главным юристом CDM в ДРК, что представляло собой явный конфликт интересов. В общей сложности 554 домохозяйства были определены как находящиеся на территории будущей концессии. Г-н Катшунг предложил жителям два варианта: получить фиксированную выплату в размере от 400 до 2000 долларов в зависимости от стоимости их домов или переехать в один из новых домов, строящихся в деревне под названием Самукинда, расположенной примерно в двадцати километрах от Касуло.
Я разговаривал с несколькими семьями, которые жили на территории концессии МЧР, спустя более года после того, как они были перемещены. Они сообщили, что, насколько им известно, было произведено лишь несколько выплат 554 домохозяйствам, и эти выплаты были меньше обещанных. Очень немногие семьи решили переехать в Самукинду, поскольку она находилась слишком далеко от источников дохода. Кроме того, новые дома, построенные в Самукинде для переселенцев из Касуло, были маленькими, неказистыми и недостроенными. Семьи, с которыми я разговаривал, в итоге перебрались в соседние деревни и с трудом сводили концы с концами. Будь то деревни,
