другие решения. Но и те, что были приняты, демонстрируют силу схемы собственности.
Шельхер, которого помнят как одного из ведущих аболиционистов, сказал, что его смущает компенсация, выплачиваемая рабовладельцам, но настаивал на том, что после закрепления рабства на законодательном уровне невозможно действовать по-другому. Поэт-романтик Ламартин, тоже аболиционист, решительно высказал тот же аргумент в Палате депутатов: по его словам, было абсолютно необходимо предоставить колонистам "компенсацию за ту часть их законной собственности на рабов, которая подлежит конфискации. Мы никогда не сделаем ничего другого. Только революции конфискуют без компенсации. Законодатели так не поступают: они меняются, преобразуются, но никогда не разрушают. Они всегда уважают приобретенные права, независимо от их происхождения". Более ясного изложения дела невозможно себе представить: отказ различать разные виды приобретенных прав на собственность лежал в основе убеждения, что компенсацию должны получать рабовладельцы (а не рабы). Эти эпизоды имеют фундаментальное значение. Во-первых, они позволяют нам увидеть в перспективе возрождение некоторых форм квазисакрализации собственности в XXI веке (в частности, в отношении неотъемлемого погашения государственного долга, независимо от его размера и продолжительности, а также аргумента о том, что частное богатство миллиардеров является полностью законным и священным, независимо от величины и происхождения). С другой стороны, они проливают новый свет на сохранение этно-расового неравенства в современном мире, а также на сложную, но неизбежную проблему репараций.
В 1904 году, когда Гаити праздновало сотую годовщину своей независимости, правительство Третьей республики отказалось прислать официальную делегацию. На самом деле французские чиновники были весьма недовольны темпами выплаты Гаити долга 1825 года и считали, что не может быть и речи о том, чтобы потакать такому просрочившему заемщику, особенно в то время, когда колониальная империя, находившаяся тогда в фазе быстрого расширения, часто нуждалась в дисциплине с помощью принудительных долговых стратегий. В 2004 году, когда Гаити праздновала двухсотлетие своей независимости в совершенно ином политическом контексте, правительство Пятой республики пришло к такому же выводу, но по другим причинам. Президент Франции отказался присутствовать на церемонии, поскольку опасался (не без оснований), что президент Гаити Аристид воспользуется возможностью потребовать от Франции компенсации Гаити за одиозный долг, который маленькая островная республика была вынуждена выплачивать более века (стоимость которого Аристид оценил в 20 миллиардов долларов США в 2003 году) - требование, которое французское правительство не собиралось удовлетворять ни на каких основаниях. В 2015 году французский президент, посетив Гаити после землетрясения 2010 года и последовавших за ним длительных восстановительных работ, подтвердил эту позицию. Конечно, Франция имеет перед Гаити своего рода "моральный" долг, но ни о каком финансовом или денежном возмещении не может быть и речи.
Не мое дело решать здесь этот сложный вопрос или говорить, какую именно форму должна принять французская компенсация Гаити (особенно когда ничто не мешает нам подумать о более амбициозных формах транснационального правосудия или возмещения ущерба между поколениями; я вернусь к этому позже). Тем не менее, я должен указать на крайнюю слабость аргументов, выдвигаемых теми, кто отказывается возобновить рассмотрение дела Гаити, защищая другие формы возмещения ущерба. В частности, аргумент о том, что все это - древняя история, не выдерживает критики. Гаити выплачивала компенсации своим французским и американским кредиторам с 1825 по 1950 год, то есть до середины двадцатого века. Но компенсации за экспроприации и несправедливости, имевшие место в первой половине двадцатого века, выплачиваются и сегодня. Вспомните, например, конфискацию еврейской собственности нацистами и союзными режимами (включая правительство Виши во Франции) во время Второй мировой войны. Потребовалось слишком много времени, чтобы установить законные процедуры восстановления этой несправедливости, но в конце концов это было сделано, и возмещение продолжается по сей день. Подумайте также о нынешних репарациях за экспроприацию коммунистическими режимами в Восточной Европе после Второй мировой войны или о законе, принятом в США в 1988 году, о выплате 20 000 долларов американцам японского происхождения, интернированным во время войны. Отказываясь от обсуждения долга, который Гаити было вынуждено выплатить Франции, потому что больше не желало быть порабощенным, хотя выплаты, произведенные с 1825 по 1950 год, хорошо задокументированы и не оспариваются, неизбежно возникает риск создать впечатление, что некоторые преступления заслуживают наказания больше, чем другие.
С начала 2000-х годов несколько французских организаций призывают к обеспечению национальной прозрачности в отношении компенсации бывшим рабовладельцам, выплаченной Caisse des Dépôts в связи с репарациями 1825 года, а также компенсации, выплаченной по закону 1848 года. Ни один из этих случаев не был подробно изучен, в отличие от британской компенсации рабовладельцам (которая, по общему признанию, была изучена совсем недавно). Возможно, что соответствующие французские архивы сохранились не так хорошо, как британские парламентские архивы. Это не должно помешать тщательному изучению вопросов, равно как и не должно помешать Франции выплатить значительные репарации Гаити или, если на то пошло, оплатить соответствующие образовательные материалы и музейные экспонаты (во Франции нет ни одного достойного музея рабства, даже в Бордо или Нанте, портах, обязанных своим процветанием работорговле). Стоимость последнего была бы смехотворно мала по сравнению со стоимостью репараций Гаити, но педагогическая польза была бы огромной.
10 мая 2001 года Национальное собрание Франции, действуя по указанию Кристиана Таубира (представителя Французской Гвианы), приняло закон, "направленный на признание работорговли и рабства преступлением против человечества". Но правительство и большинство того времени позаботились о том, чтобы исключить статью 5, в которой излагался принцип возмещения ущерба и была бы создана комиссия для рассмотрения этих вопросов; она никогда не увидит свет. Помимо вопроса о финансовых репарациях Гаити, трудно избежать еще одной масштабной компенсации, также поддержанной Таубирой: вопрос об аграрной реформе на Реюньоне, Мартинике, Гваделупе и Гвиане, целью которой было бы позволить потомкам бывших рабов получить доступ к участкам земли в местах, где большая часть земли и финансовых активов остается в руках белого населения, часто происходящего из семей плантаторов, получивших выгоду от репараций 1848 года. В 2015 году Таубира, к тому времени министр юстиции, безуспешно пытался напомнить президенту Франции о важности проблемы гаитянского долга и аграрной реформы в заморских департаментах Франции.
Тем не менее, если судить по возмещению ущерба американцам японского происхождения, которому американские лидеры сопротивлялись десятилетиями, или французским евреям, чье имущество было конфисковано во время войны и которым пришлось ждать до начала 2000-х годов, пока будет назначен комитет для рассмотрения их жалоб, вполне возможно, что агитация вокруг этих нерешенных вопросов, связанных с рабством, когда-нибудь увенчается успехом и приведет к возмещению ущерба, которое сегодня кажется немыслимым. С другой стороны, случай с американцами японского происхождения, которые получили компенсацию, в которой
