ее затылком, можно было одновременно увидеть заднюю часть помещения, правую и левую. Для меня это означало, что она маленькая.
На самом деле ощущение малости возникало не из-за отсутствия реальных размеров, а из-за низких потолков и тишины. Высота комнаты также создавала ощущение огромного расстояния через окна с двух сторон, которые не выходили на остальные небоскребы Маруноути. Не знаю точно, почему, но с самого первого дня, проведенного в офисе, у меня возникло ощущение, что небо в Токио необычайно высокое.
Необычно высоко и необычно тихо. Эти впечатления меня ошеломили. Конечно, нельзя было услышать, как падает булавка, хотя бы потому, что пол был застелен дорогим ковром. Но у меня всегда было ощущение, что это возможно.
На самой торговой площадке было несколько розовых рубашек, и это создавало ощущение комфорта, некоторой знакомости. Причина этого заключалась не в том, что японские торговцы были нетипично авантюрны в своем чувстве моды, а в том, что на торговой площадке было много гайдзинов. Gaijin означает "иностранец". Это что-то вроде белого человека и что-то вроде американца. Обычно это не уничижительное слово. Но иногда это так.
Около трети торгового зала составляли гайдзины, и примерно две трети из них были американцами. Остальные были европейцами, которые в какой-то момент заблудились. Такие же, как я. Единственные люди, которых я знал на всей торговой площадке, - это Калеб и два японских трейдера по имени Хиса Ватанабе и Джои Канадзава, с которыми я познакомился во время своего мирового турне почти два года назад.
Стол СТИРТ находился в самом конце торгового зала, у дальнего окна, а значит, при желании я мог подойти к этому окну и заглянуть во дворец. Арбалета у меня нет, так что это не так уж важно. Называть его столом было как-то неправильно, потому что там было всего три торговца, включая меня, и только один из нас вообще занимался торговлей.
В то время Citi STIRT в Азии был разделен между Токио и Сиднеем. Все валюты торговались из Сиднея, за исключением японской иены, которая торговалась из Японии. Это означало, что в Токио нужен был только один трейдер, торгующий японской иеной, и все же мы были там, трое, в небольшой очереди: Хиса Ватанабэ, Артур Каповски и, зажатый между ними, я.
Хиса Ватанабэ торговал иенами столько, сколько его помнили. Он был маленьким, невзрачным человечком, который необъяснимым образом решил говорить по-английски с акцентом нью-йоркского гангстера 1920-х годов, и он был очень, очень плохим трейдером. Нет, это несправедливо. Он вовсе не был торговцем. Он был лавочником, бухгалтером, человеком с бумажной волокитой.
Хиса должны были уволить, когда его должность перешла ко мне. Но его не уволили. Его повысили в должности самым буквальным образом: его кресло отдали мне, а его пересадили в кресло справа от него и объявили "моим менеджером". Менеджером буквально только одного человека - меня. Хиса приехал встречать меня в аэропорт вместе с женой и плачущим ребенком, когда я приземлился в Токио. Наверное, я должен был понять, что это значит, но не понял. Этот парень будет безошибочно и беспрерывно управлять моим трейдингом, засунув его прямо в мою гребаную задницу, как геморрой, на протяжении следующих гребаных шести месяцев моей жизни.
Слева от меня сидел Артур Каповски. Артур был австралийцем, а его отец - каким-то горнодобывающим магнатом, знаменитым пластическим хирургом, газетным магнатом или кем-то еще. Я не знаю точно, что именно, что-то анонимно богатое и влиятельное, и выглядело это так, будто он растил своего сына, чтобы тот стал следующим чистеньким лидером, каким бы ни был австралийский эквивалент Республиканской партии. У него был вид самого высокого и престижного в мире пятнадцатилетнего подростка, но, полагаю, ему должно было быть не меньше двадцати пяти. Вспомните Джареда Кушнера с гораздо лучшим личным тренером. Артур был самым правым человеком из всех, кого я когда-либо знал лично. Артур был замечательным. Он был настоящим весельчаком.
У Артура не было абсолютно никаких причин находиться в Токио, кроме того факта, что Руперт Хобхаус (да, он, лучший человек Клэпхэма, человек-волк) все еще возглавлял STIRT во всей Азии, а он любил передвигать людей, как фигуры на шахматной доске. Возможно, Артура поставили туда, чтобы помочь мне освоиться, а возможно, чтобы Руперт мог похвастаться перед Калебом, что он каким-то образом нанял человека, которому явно суждено стать будущим лидером свободного мира, на должность младшего трейдера в STIRT. Сам Артур, казалось, был рад оказаться там. Он сказал, что так будет ближе к его девушке. Его девушка жила в Нью-Йорке.
Итак, мы были здесь, три "трейдера" STIRT - один трейдер, его босс и его младший сотрудник. Три гребаных повара, у которых не так уж много гребаного бульона.
Как будто три человека для одной работы - это еще не перебор, Руперт, который каким-то образом был еще и "моим боссом", несмотря на то что находился за 5 000 миль от меня, настоял на том, чтобы между его и моим столом был установлен экран с прямой видеотрансляцией. Это означало, что один из моих драгоценных экранов теперь постоянно был отдан под прямую трансляцию "ежедневных моментов Руперта", включая такие незабываемые моменты, как "Руперт ест лапшу слишком быстро", "Руперт совершенствует искусство полного виндзорского галстука" и "Руперт внезапно отключает звук на экране, чтобы крикнуть вам "Что такое ИПЦ Еврозоны?", словно какой-то чертовски ужасный повторяющийся сон из детства, который необъяснимо вернулся, чтобы преследовать вас во взрослой жизни".
Слева от нас находился остальной отдел валютных операций. Поскольку общая команда Tokyo FX была гораздо меньше, мы были недостаточно велики, чтобы разделить их на отдельные столы, и поэтому мы делили свой стол, во-первых, с парой не терпящих возражений японских продавцов среднего возраста, которые, по мере того как мой японский становился лучше, я постепенно понял, что весь день проводят, обсуждая сначала, что они будут есть на обед, а затем, после того как они съели этот обед, тщательно оценивая, как прошел обед. За ними сидела пара японских валютных трейдеров, среди которых был полулегендарный и неуемный Джоуи Канадзава, а слева от них, на самом конце стола, - широкий и крепкий Калеб Цукман, которого назначили главой всего отдела валютных и процентных ставок и который, подпирая стол, как самый большой в мире книжный стол, довел число начальников в моем непосредственном окружении до трех. Несомненно, обо мне будут хорошо заботиться.
4
В японском языке есть понятие, которое называется "О-мо-те-на-ши". По какой-то причине японцы произносят его
