задержавшись возле Джейкоба, чтобы запретить ему плескать водой в глаза Максу.
Действительно ли я вылепила из Робби этакую монументальную символическую фигуру за последние несколько лет? Или он рисовался мне таким со времен старшей школы? А может, давление у меня подскочило по другим причинам — от чувства вины, что я перевернула его жизнь, от страха, что он ненавидит меня? Словно в помещении не осталось кислорода — только хлорка, разлитая в воздухе.
Фрэн теперь стояла рядом с ним, жестикулируя при разговоре. Я не могла разобрать ее слов сквозь густой воздух. Робби рассмеялся над чем-то, она рассмеялась над чем-то. Один из мальчиков Робби выбрался из воды и разнюнился, требуя к себе внимания. Робби положил руку ему на голову, давая понять, что он пока занят разговором с Фрэн. Я догадалась, что могу уткнуться в телефон с занятым видом, и делала это до тех пор, пока Макс, цепляясь за желоб, не упустил свою доску для плавания; я опустилась на колени, протянула руку над водой и подтолкнула ему доску, а затем бросила кольца, чтобы он нырнул за ними.
Голос Робби сделался громче, разнесся по всему бассейну. Он стоял, повернувшись в мою сторону.
— Я знаю, мне нельзя разговаривать с Боди, — почти прокричал он, — но надеюсь, ты ей передашь, что я рад ее видеть.
Слава богу. Я рассмеялась, пожала плечами, снова помахала ему.
Он сказал, обращаясь в пустое пространство:
— Передай ей, пожалуйста, что она, на мой взгляд, стала крутой. Никаких обид. Передай ей, моя жена — большая ее поклонница!
Он переключил внимание на младшего сына, которому было лет семь. Когда Фрэн направилась ко мне, он подхватил мальчика и метнул — хихикающий мешок картошки — в воду. Робби отошел от края бассейна, разбежался и нырнул, сгруппировавшись в полете.
11
Сообщение от Ольхи в 11:45: «Черт черт черт».
Я удержалась от вопроса.
В 11:47: «Пахнет жареным».
11:50: «Можно хотя бы сказать почему??? Плохо дело. Бритт еще дает показания, обвинение вызывает вас на перекрест».
Я зашла в аптеку купить зубную нить и антацид, которые не позаботилась взять с собой.
11:52: «Ппц. Они выстраивают хронологию, когда вы подключились и они такие, не на той ли неделе когда ее муж оказался в центре внимания, это было до или после того как ее нагнули за ее твиты. Вот гадство ёпрст»
11:55: «Типа они пытаются сказать, что вы устроили все это, чтобы отвлечь внимание от себя и мужа?»
Джером, сучий потрох.
Если Джером с его штучками и моя плохая реакция приведут нас в итоге к поражению, я никогда его не прощу. Или себя.
Я остановилась в отделе пищеварения, вдоль рядов пепто-бисмола. Надо сказать Ольхе перестать мне писать, но разве мне не нужно это знать?
11:59: «Делают из вас такую отчаянную дамочку. Эми возражает почти на каждое слово но судья отклоняет??»
Я всегда боялась этого больше всего — выглядеть такой отчаянной конъюнктурщицей, — но сейчас меня это волновало гораздо меньше, чем то, как это может отразиться на завтрашних показаниях Бритт или на моих. Омар этого не заслужил.
12:20: «Совещаюцца с судьей целую вечность, я почти ничо не слышу убубубубубу»
Я стояла у кассы; шла по обледенелому тротуару; пила на углу свой фраппучино из бутылки, как алкашка.
12:45: «Прояснили типа еще 2 впрс и опять совещаюцца»
13:15: «Поверить не могу, что пропускаю занятия, чтобы пялиться на спины этих адвокатов»
Чуть после пяти позвонила Эми Марч. Я лежала на кровати в шуршащем гостиничном халате, с мокрыми волосами, не в силах заснуть, потому что лифт за стеной слишком шумел. Эми сказала:
— Я знаю, вы могли кое-что слышать сегодня. Не хочу, чтобы вы волновались. Только вот что, ничего еще не решено, но мы, возможно… мы пытаемся понять, хотим ли мы, чтобы вы давали показания.
Детектор дыма на потолке мигал красным — постоянным крошечным призывом к бдительности.
Эми сказала:
— Похоже, вся их тактика сводится к тому, чтобы сосредоточить все внимание на вас, поставить под сомнение вашу честность и намерения.
— Тогда разве не стоит судье увидеть меня, чтобы он понял, что это не так?
Она замялась.
— Нам на самом деле нужны эти показания о ее ежедневнике, но ваше участие может возыметь нежелательный эффект, — она словно извинялась, как будто дело касалось моего себялюбия, а не судебного процесса. — Нам вполне достаточно крови. Это наш главный аргумент. Вас бы стоило допросить, но у нас есть и другие. Обвинение рассчитывает хорошо вас приложить на перекрестном, а если мы не вызовем вас, это покажет, что у нас и так хватает улик.
Я сказала:
— Звучит разумно. — Так оно и было, но я услышала — и Эми, конечно, тоже — досаду в своем голосе. Я сказала: — Значит, у нас не будет возможности назвать Дэнни Блоха?
— Да, да, я понимаю, — сказала она. — Но на данном этапе, я думаю, это только затуманит дело.
Ее голос звучал так осторожно, так примирительно. Не в первый раз я заволновалась, что Эми подумает, будто я преследую какие-то личные цели.
Я сказала:
— Тогда могу я прийти и посмотреть на процесс?
Но я уже знала ответ: там я тоже буду привлекать ненужное внимание. Однако она сказала:
— Вы все еще в нашем списке; ничто еще не решено. Если вы сможете остаться в городе, будет здорово, и вы еще на изоляции.
— Точно.
— Мы, вероятно, закончим ближе к ночи в понедельник или в начале вторника, а потом вы сможете уехать.
Я прикинула, что несколько ближайших дней могла бы использовать как писательский ретрит. Углубиться в жизнь Мэрион Вонг [72] и работу кинокомпании «Мандарин». Я могла бы погрузиться в это на весь день. Но писательство было жалким утешительным призом. Все, чего я хотела, это дать показания в суде.
Ваше имя уже четыре года было готово сорваться у меня с языка, и мне не терпелось сплюнуть его. Четыре года мне не терпелось увидеть Омара, взглянуть ему в глаза. Я от него ничего не хотела и не ждала; мне только хотелось увидеть его лицо.
Я долго лежала на кровати, слушая, как лифт выпускает людей на других этажах.
[72] Мэрион Вонг (1895–1969) — первая голливудская кинозвезда (директор кинокомпании, художница по костюмам, режиссер, актриса, продюсер, музыкальная исполнительница и сценаристка) азиатского происхождения.
12
В тот вечер я надела пальто и сидела на балконе на скрипучем стуле, глазея на пологую заснеженную лужайку и реку за ней. Дальше у тропинки стояла беседка, в которой вполне могли справлять свадьбы летом, теперь же заброшенная — подходящее место, чтобы сказать кому-то прости-прощай. Закатное солнце придавало пейзажу золотистый оттенок и мимолетную иллюзию тепла. Пришло сообщение от Джерома, он желал мне удачи завтра, и я не знала, как ему сказать, что я здесь просто для мебели. Яхаву, внимательно следившему за ходом дела в «Твиттере» и получавшему обновления от Ольхи, ничего объяснять было не нужно; вскоре после того, как я поговорила с Эми, он прислал сообщение:
«Они могут решить, что тебя теперь рискованно выводить. Что скажешь?»
Я уже собиралась вернуться в номер, когда заметила мужчину, шедшего вдоль берега, разговаривая по телефону. Я прониклась ощущением, что вижу Джеффа Ричлера, хотя этот человек шагал так уверенно, целенаправленно и не сутулился, в отличие от подростка, которого я знала. На нем был флис, но его плечи словно были заточены под блейзер. Бывают такие архитектурные элементы, предназначенные для дорогой драпировки. Когда он убрал телефон в карман, я позвала его — и да, это был Джефф; он припустил бегом по лужайке. Он ухватился со второй попытки за нижний край балкона, подтянулся и встал передо мной по другую сторону перил. Мы стояли лицом
