всех сторон забаррикадированное камнями и колючим кустарником, так что оно должно обеспечить определенную безопасность, а поблизости есть хорошие ресурсы. Мы переместимся туда завтра.
Мое сердце тяжелое, как будто я ношу в нем булыжник.
Рей, похоже, держится молодцом. Я даже не могу представить, что бы случилось, если бы ему не удалось сбежать.
Новое место находится достаточно далеко, чтобы там было относительно безопасно, но при этом достаточно близко, чтобы мы могли без проблем навещать старое место, чтобы забрать образцы грибов и другие материалы.
Да, это означает, что мы по-прежнему намерены продолжать проект. Я не был уверен. Я чувствую себя ответственным за то, что втянул Пиньолиуса в эту безумную затею, а также за то, что втянул Рея и подверг его риску. Я обсудил это с Реем. Он говорит, что Пиньолиус хотел бы, чтобы мы продолжали; кроме того, расходы уже оплачены и что, если мы сейчас уйдем, Пиньолиус не вернется. Это логично.
А что же сам Рей? Он говорит, что может принять решение сам и что он определенно хочет продолжить.
О, Пастернак, мне отправить его домой? Думаю, стоит. Просто я сейчас так слаба, что не могу заставить себя сделать это! Думаю, пока мы здесь в относительной безопасности. Пастернак, скажи мне, что ты думаешь - может ли быть приемлемым для меня позволить ему остаться на какой-то ограниченный период времени, а потом, возможно, я смогу отправить его домой, как только все уляжется? Я знаю, что вы мне скажете, но вы должны быть честны и сказать мне свое настоящее мнение. Я буду повиноваться.
Ваш племянник в неоплатном долгу,
Федор
Послание XXVIII
Дорогой дядя Пастернак,
Я чувствую, что мне нужно сделать признание, чтобы снять с себя ответственность, поэтому я пишу это посреди ночи.
Мы переехали на новое место. По пути туда, у ручья, который нужно перейти вброд, чтобы попасть в овраг, где находится нора, мы наткнулись на лань. Она не двигалась. Мы прошли мимо нее, и я не придал этому значения.
Но когда мы вернулись после обеда, чтобы забрать припасы со старого места, она все еще стояла там, и я увидел, что у нее, похоже, повреждена нога.
Мы продолжили путь, и когда возвращались домой, нагрузив челюсти продуктами и другими вещами, она все еще была там. Я предложил Рею поделиться с ланью частью еды, но он покачал головой и продолжал идти бодрым шагом.
Когда мы вернулись домой, я снова подняла эту тему. Рей был непреклонен: мы не должны делиться. У нас ограниченные запасы, и нам понадобятся все излишки, чтобы максимально увеличить наши шансы на успех.
Мы легли спать, но я никак не мог заснуть. Я все время думал о лани. Она, наверное, все еще стояла там, голодная, и ей, наверное, было больно, если она пыталась ступать на ногу. После примерно двух часов таких размышлений я встал, взял яблоко из кладовки и вылез из норы. Лань все еще была на том же месте. Когда я подошел, она выглядела застенчивой. Я положил яблоко перед ней и, как только повернулся, услышал хрустящий звук еды. Радостный звук! По позвоночнику пробежала вспышка удовольствия. Я поспешил домой.
Теперь, написав это и сделав признание, мне стало немного легче на душе, и я думаю, что смогу немного поспать. Завтра мне придется рассказать Рею. Я знаю, что это будет нехорошо, но у каждого дня достаточно своих горестей, так что сейчас я не буду об этом беспокоиться.
Спокойной ночи. Ваш племянник в долгу,
F
Послание XXIX
Дорогой дядя Пастернак,
Я рассказал об этом Рею, и он был весьма возмущен. Он объяснил мне, явно испытывая его терпение, что случайные акты благотворительности ничего не решат и что наш проект, каким бы маловероятным он ни был, - единственная надежда, которая существует для всего этого леса. Вся ответственность лежала на нас. Поэтому не добродетель, а слабость - растрачивать свое преимущество на нестратегическую щедрость. Я сказал, что буду поститься целый день, чтобы искупить вину. Он сказал, что не надо усугублять одну глупость другой: мол, я и так худой, и мне нужны калории, чтобы вносить эффективный вклад.
Да, конечно, я все это уже понимал. Но сейчас меня распирала гордость. Я утверждал, что, помимо законов природы, существуют законы морали, и им обоим нужно подчиняться; они одинаково необходимы. Раньше я не задумывался об этом, но теперь из моего рта вырвались слова о том, что я буду продолжать кормить лань, пока она не поправится. Между нами завязалась ожесточенная словесная перепалка. Каждый из нас уходит в раздражении.
Я чувствую себя праведником, но в то же время беспокоюсь о том, что это может означать для проекта. Я не планировал удваивать усилия по спасению лани таким образом.
Через каких-то десять минут он подходит ко мне. Я пытаюсь прочитать выражение его лица, но не могу, хотя чувствую, что он настроен решительно. Он заявляет, что "разберется с этим", и, развернувшись, уходит в сторону ручья.
Что он собирается делать? Сделает ли он что-нибудь с ланью? Я решаю не идти за ним.
Через некоторое время он возвращается. Сначала он ничего не говорит, и я не спрашиваю, но мое лицо, должно быть, выражает вопрос. Наконец он говорит: "Хорошо, мы покормим лань. Она пообещала, что после выздоровления проведет остаток своей жизни, помогая нам в нашем проекте".
Позже я узнаю, что он поставил ее перед жестким выбором: умереть от голода у ручья или согласиться на его условия.
Формально он сказал ей ложь или, по крайней мере, неправду, поскольку в пылу нашего спора я дал ему понять, что буду продолжать кормить лань, несмотря ни на что.
Но я должен сказать, что испытываю облегчение от того, что мы вышли из тупика. Как близки мы были к бесславному концу! И виной всему были бы моя глупость и упрямство. Я содрогаюсь при этой мысли. Я благодарен за то, что не стал виновником нашего краха, и благодарю свою счастливую звезду. Я вновь восхищаюсь мастерством Рея. Я спокойно решаю позволить ему взять на себя роль лидера в этом проекте. У меня очень мало практического смысла, но я могу мобилизовать достаточно сознания, чтобы понять, что, по крайней мере, когда речь идет о делах мира, он - высший талант.
Ваш племянник в неоплатном долгу,
Федор
Послание XXX
Дорогой дядя Пастернак,
Не успел я решиться стать последователем Рей, как мне пришлось усомниться в мудрости
