во Владикавказе). Тиг-Джонс присутствовал на заседании правительства Закаспийской области, на котором должна была решаться судьба комиссаров, но, по-видимому, не сообщил о предложении Маллесона и впоследствии настаивал на том, что покинул заседание до принятия решения. На следующий день (по его показаниям) он узнал, что правительство Закаспийской области распорядилось казнить этих людей.
Приговор был приведен в исполнение около 6.00 утра 20 сентября 1918 года - хотя, по неясным причинам, из тридцати пяти человек, находившихся в плену, были казнены только двадцать шесть. После гражданской войны советское правительство возложило вину за казнь двадцати шести комиссаров на англичан, утверждая даже, что именно британские агенты, находившиеся на борту "Туркмена", направили его в Красноводск. В этом им помогли показания Ф.А. Фунтикова, вышеупомянутого лидера ашхабадского режима, который (перед тем как его судили и расстреляли в Баку в 1926 году) утверждал, что Тиг-Джонс лично отдал приказ о казни. На всю оставшуюся историю СССР, где были воздвигнуты бесчисленные памятники двадцати шести комиссарам, этот вопрос будет омрачать англо-советские отношения. Она также наложила отпечаток на жизнь Тиг-Джонса, который впоследствии большую часть оставшегося двадцатого века жил под вымышленным именем ("Рональд Синклер"), опасаясь преследований со стороны ЧК или ее преемников, хотя до конца своей карьеры оставался офицером британской разведки. Только после смерти "Рональда Синклера" в возрасте 100 лет в доме престарелых в Плимуте, Англия, в ноябре 1988 года была раскрыта его подлинная личность.
* * *
Тем не менее, Закаспийское правительство было далеко не контрреволюционной марионеткой, какой его рисовала советская пропаганда, и, похоже, поначалу пользовалось популярностью среди русских и украинских железнодорожников, работавших на линии Ашхабад - Красноводск. Однако она стала заметно менее популярной, поскольку в начале 1919 года была вынуждена признать власть эмиссаров ВСЮР, заявивших от имени генерала Деникина о притязаниях на командование регионом и его существующими и будущими военными формированиями (в свободной реконфигурации - Белой Туркестанской армией). Поэтому 9 июля 1919 года ташкентские красные войска при поддержке местных партизан вновь вступили в Ашхабад. После открытия в сентябре 1919 года железнодорожного пути в Ташкент из Оренбурга красные подкрепления хлынули в регион и вскоре оттеснили временную оборону ВСЮР по линии до Красноводска и далее через Каспий в феврале 1920 года - как раз вовремя, чтобы объединиться с белыми войсками, отступавшими на Северный Кавказ, и побороться за место на кораблях, собирающихся для хаотичной эвакуации в Новороссийске.
Расправившись таким образом с силами демократической контрреволюции и белыми, а также с запасами оружия, людей и продовольствия, поступавшими в 1920 году по Оренбургской железной дороге из Советской России, Ташкент смог сосредоточить свой огонь на двух других центрах антисоветской власти в Западном Туркестане : Хивинском ханстве и Бухарском эмирате - последних остатках Золотой Орды монголов, вошедших в состав Российской империи в 1873 году. Главы этих бывших российских протекторатов (хан Саид-Абдулла и эмир Саид-мир Мухаммед Алим-хан) были изгнаны в феврале и сентябре 1920 года, а на их месте были созданы Хорезмская Народная Советская Республика (26 апреля 1920 года) и Бухарская Народная Советская Республика (8 октября 1920 года). Однако, поддерживая эти экспериментальные органы управления, Москве приходилось постоянно бороться с антимусульманскими и централизаторскими наклонностями местных русских, которые присоединялись к советской власти не только по политическим, но и по этническим причинам, а также с ярко выраженным шовинизмом местных большевиков. Для того чтобы нерусские, в частности прогрессивные мусульманские сторонники джадидизма, были представлены и услышаны, 8 октября 1919 года была создана Туркестанская комиссия ВЦИК, а впоследствии - Туркестанское бюро (Туркбюро) РКП(б).
Панисламское модернизационное движение джадидов, имевшее большое влияние среди тюркского населения юга и востока России в революционную эпоху, возникло благодаря усилиям по модернизации школьного образования мусульман в Российской империи Н.И. Ильминского (1822-91), русского профессора богословия в Казанском университете. Он ввел преподавание русского языка в медресе на высших уровнях, а на низших уровнях поощрял преподавание неисламских предметов на родном языке. Хотя Ильминский стремился к социализации мусульман империи, его деятельность вызвала реакцию татарской интеллигенции, опасавшейся, что она приведет к русификации. Следуя примеру школ "нового метода" (усул-джадид) крымского татарина Исмаил бека Гаспринского (1851-1914), прогрессивные мусульмане начали модернизировать свои собственные школы, преподавая османский турецкий вместо арабского и добавляя светские предметы к религиозной программе, и стали распространять джадидизм среди нетатарских турок, таких как казахи и узбеки. В свете проникновения России в Центральную Азию главным направлением движения было сохранение исконной исламской культуры путем ее адаптации к современному государству и современным технологиям (в частности, печатному станку). Однако к началу XX века джадидизм приобрел острую политическую направленность и даже в какой-то степени принял эмансипацию женщин. Поэтому именно из джадидских школ в Центральной Азии возникли такие либеральные панисламские движения, как "Молодые татары", "Молодая бухарская партия" и "Молодые хивинцы" (все они получили свое название от младотурок, установивших конституционную эпоху в Османской империи с 1908 года), которые стремились свергнуть как царское правление, так и правление традиционной мусульманской клерикальной элиты.
Туркестанская комиссия большевиков и Туркбюро, следовательно, контролировали и способствовали продвижению в Туркестанской АССР таких местных среднеазиатских лидеров, как казах Турар Рыскулов. РВСР, уже 13 июня 1923 года, также с большим энтузиазмом решала вопрос о том, чтобы в Туркестане в течение ближайших восемнадцати месяцев были набраны местные национальные отряды. В целом, однако, в период 1921-23 годов Москва стала рассматривать коренных мусульман в регионах (и, более того, в Москве), с подозрением на пантюркистские тенденции, как раскачивающих политику слишком далеко в противоположном направлении от коммунистического интернационализма и атеизма, и джадиды, следовательно, были обузданы - как в Ташкенте, так и (что связано и более известно) в случае с влиятельным волжским татарином-коммунистом Мирсаетом Солтангалиевым в Москве. После этого, конечно, дела пошли хуже: считается, что только один из видных джадидов 1920-21 годов (Садриддин Айни) пережил чистки 1930-х годов. Судьба Солтангалиева была не менее печальной.
Усиливая тенденции к рецентрализации, которые в этот момент вышли на первый план внутри и вокруг Комиссариата по делам национальностей Иосифа Сталина, советская власть, хотя и казалась прочно установленной в городах Хива, Бухара и Ташкент, на огромном субконтинентальном пространстве Средней Азии - от горного востока, вокруг Ферганы, до туркменских степей на западе - была далеко не безопасной. По всему региону (а иногда и за границами Персии и Афганистана) скрывались относительно небольшие, но, казалось, неистребимые группы партизан, которых советское правительство называло басмачами ("рейдерами", что имеет оттенок "бандиты"). Лидеры этих групп обычно формулировали свою оппозицию советизации Центральной Азии в религиозных терминах, но находили поддержку не только среди коренного мусульманского населения, но
