научится дисциплине без заповедей и трудолюбию без наставлений, он превратится в нерадивого, непоседливого и анархичного недотепу, неумытого, неопрятного и невыносимого. И где мы найдем воспитателей, готовых посвятить двадцать лет обучению одного ребенка? "Такая забота и внимание, - говорила мадам де Сталь (1810), - заставили бы каждого человека посвятить всю свою жизнь воспитанию другого существа, и только дедушки, наконец, были бы свободны, чтобы заниматься своими собственными делами".98
Вероятно, Руссо осознал эти и другие трудности после того, как оправился от экстаза сочинительства. В Страсбурге в 1765 году к нему подошел энтузиаст, рассыпаясь в комплиментах: "Вы видите, сударь, человека, который воспитывает своих сыновей на принципах, которые он имел счастье почерпнуть из вашего "Эмиля". "Тем хуже, сударь, для вас и вашего сына!" - прорычал Руссо.99 В пятом "Письме с горы" он объяснил, что написал книгу не для обычных родителей, а для мудрецов: "Я ясно дал понять в предисловии... что моя задача - предложить план новой системы воспитания на рассмотрение мудрецов, а не метод для отцов и матерей".100 Как и его учитель Платон, он забирал ребенка от заразы родителей в надежде, что тот, получив спасительное образование, сможет воспитывать своих собственных детей. Как и Платон, он "заложил на небесах образец" совершенного состояния или метода, чтобы "тот, кто желает, мог созерцать его и, созерцая, управлять собой соответствующим образом".101 Он объявил о своей мечте и верил, что где-то, у каких-то мужчин и женщин, она вызовет вдохновение и послужит улучшению. Так и случилось.
ГЛАВА VIII. Руссо-изгой 1762-67
I. ФЛАЙТ
Примечательно, что книга, содержащая, как и "Эмиль", столь открытые нападки на все, кроме основ христианства, должна была пройти цензуру и быть напечатана во Франции. Но цензором был терпимый и сочувствующий Малешерб. Прежде чем разрешить публикацию, он настоятельно попросил Руссо удалить некоторые отрывки, которые почти наверняка вызвали бы активную враждебность церкви. Руссо отказался. Другие еретики избегали личного преследования, пользуясь псевдонимами, но Руссо смело указывал свое авторство на титульных листах своих книг.
В то время как философы осудили "Эмиля" как очередную измену философии, прелаты Франции и магистраты Парижа и Женевы осудили его как отступника от христианства. Анти-янсенистский архиепископ Парижа подготовил к августу 1762 года мощный мандат против книги. Прожансенистский Парижский парламент был занят изгнанием иезуитов; тем не менее, он хотел продемонстрировать свое рвение к католицизму; появление Эмиля давало возможность нанести удар в защиту Церкви. Государственный совет, враждуя с Парламентом и не желая отставать от него в ревности к ортодоксии, предложил арестовать Руссо. Узнав об этом, друзья-аристократы посоветовали ему немедленно покинуть Францию. 8 июня госпожа де Креки отправила ему взволнованное послание: "Это чистая правда, что издан приказ о вашем аресте. Во имя Господа, уезжайте! ... Сожжение вашей книги не причинит вреда, но ваша персона не выдержит тюремного заключения. Посоветуйтесь со своими соседями".1
Соседями были маршал и маршалка де Люксембург. Они опасались вмешательства, если Руссо будет арестован;2 Они и принц де Конти убеждали его бежать и дали ему средства и карету для долгой поездки через всю Францию в Швейцарию. Он уступил неохотно. Он передал Терезу на попечение Марешаля и покинул Монморанси 9 июня. В этот день был издан указ об аресте Руссо, но он был исполнен с милосердным опозданием, так как многие в правительстве были рады позволить ему сбежать. В тот же день мэтр Омер Жоли де Флери, размахивая экземпляром "Эмиля", заявил парижскому парламенту
Это произведение, по-видимому, было написано исключительно с целью свести все к естественной религии и развить эту преступную систему в плане автора по воспитанию ученика; ...
Он считает все религии одинаково хорошими, и все они имеют свои причины в климате, правительстве и характере людей; ...
Вследствие этого он осмеливается пытаться уничтожить истинность Священного Писания и пророчеств, достоверность чудес, описанных в Священных книгах, непогрешимость откровения и авторитет Церкви. ... Он высмеивает и хулит христианскую религию, автором которой является только Бог. . . .
Автор этой книги, имевший смелость подписать ее своим именем, должен быть арестован как можно скорее. Важно, чтобы... правосудие со всей строгостью показало пример как автору, так и тем, кто... участвовал в печатании или распространении такого произведения.
После этого Парламент постановил, что
Указанная книга должна быть разорвана и сожжена во дворе Дворца [правосудия], у подножия парадной лестницы, верховным палачом; все, у кого есть экземпляры этой книги, должны сдать их в Реестр для уничтожения; ни один издатель не должен печатать, продавать или распространять эту книгу; все продавцы или распространители ее должны быть арестованы и наказаны по всей строгости закона; ...а Ж.-Ж. Руссо должен быть задержан и доставлен в тюрьму Консьержери Дворца.3
11 июня Эмиль был "разорван и сожжен", как и было приказано, но уже 11 июня Руссо добрался до Швейцарии. "Как только я оказался на территории Берна, я велел постовому остановиться; я вышел из кареты, распростерся на земле, поцеловал ее и воскликнул в порыве радости: "Небо, покровитель добродетели, будь славен; я касаюсь страны свободы!"".4
Он не был до конца уверен. Он поехал в Ивердон, близ южной оконечности Невшательского озера, в кантоне Берн; там он остановился на месяц у своего старого друга Рогена. Стоит ли ему искать пристанище в Женеве? Но 19 июня Совет двадцати пяти, правящий Женевой, осудил и "Эмиля", и "Общественный договор" как
Нечестивая, скандальная, дерзкая, полная богохульств и клеветы на религию. Под видом сомнений автор собрал все, что могло бы подточить, поколебать и разрушить главные основы богооткровенной христианской религии. ... Эти книги тем более опасны и предосудительны, что они написаны по-французски [а не на эзотерической латыни], в самом соблазнительном стиле, и появляются под именем "Гражданин Женевы".5
Поэтому Совет приказал сжечь обе книги, запретил их продажу и постановил арестовать Руссо, если он когда-либо въедет на территорию республики. Женевское духовенство не выразило никакого протеста против этого отречения самого знаменитого сына Женевы; несомненно, они опасались, что любое сочувствие, проявленное ими к автору "Исповедания веры савойского викария", подтвердит разоблачение д'Алембером их тайных унитарианских настроений. Якоб Верн, многолетний друг Руссо, выступил против него и потребовал опровержения. "Если [вспоминал Руссо] среди населения и ходили какие-то слухи, то они были неблагоприятны для меня, и со мной публично обращались все сплетники и педанты, как с учеником, которого грозят выпороть за то, что он неправильно прочитал свой катехизис".6
Вольтер был тронут положением своего соперника. Он читал "Эмиля"; его комментарии до сих пор можно увидеть на его экземпляре
