в Женевской библиотеке. В письме от 15 июня он писал об этой книге: "Это солянка из глупой мокрой няни в четырех томах, с сорока страницами против христианства, одними из самых смелых из когда-либо известных. ... Он говорит столько же обидных вещей против философов, сколько и против Иисуса Христа, но к философам он будет более снисходителен, чем к священникам".7 В любом случае он восхищался "Исповеданием веры": "пятьдесят хороших страниц", - назвал он их, но добавил: "Прискорбно, что их написал... такой бездарь [coquin]".8 Госпоже дю Деффан он писал: "Я всегда буду любить автора "Викария Савояра", что бы он ни сделал и что бы он ни сделал".9 Когда он узнал, что Жан-Жак бездомный, он воскликнул: "Пусть он приедет сюда [в Ферни]! Он должен приехать! Я приму его с распростертыми объятиями. Он будет здесь хозяином больше, чем я. Я буду относиться к нему как к собственному сыну".10 Он разослал это приглашение по семи разным адресам; видимо, оно дошло до одного адреса, поскольку Руссо позже выразил сожаление, что не получил ответа.11 В 1763 году Вольтер повторил приглашение; Руссо отклонил его и обвинил Вольтера в том, что тот подстрекал Совет двадцати пяти к осуждению "Общественного договора" и "Эмиля". Вольтер отрицал это, по-видимому, искренне.
В начале июля 1762 года Бернский сенат уведомил Руссо, что не может терпеть его присутствия на бернской земле; он должен покинуть ее в течение пятнадцати дней или подвергнуться тюремному заключению. Тем временем он получил любезную записку от д'Алембера, в которой тот советовал ему искать местожительства в княжестве Невшатель; оно находилось под юрисдикцией Фридриха Великого и управлялось графом Маришалем Джорджем Китом, который, по словам д'Алембера, "примет и отнесется к вам так, как ветхозаветные патриархи принимали и относились к гонимой добродетели".12 Руссо колебался, ведь он критически отзывался о Фридрихе как о тиране в философском обличье.13 Тем не менее, 10 июля 1762 года он принял приглашение племянницы Рогена, госпожи де Ла Тур, занять принадлежащий ей дом в Мотье-Траверсе, в пятнадцати милях к юго-западу от Невшателя, в месте, которое Босвелл опишет как "прекрасную дикую долину, окруженную огромными горами".14 Около 11 июля Жан-Жак обратился к губернатору и, с характерным смирением и гордостью, написал
КОРОЛЬ ПРУССКИЙ:
Я сказал о вас много дурного; вероятно, скажу еще больше; однако, гонимый из Франции, из Женевы, из кантона Берн, я пришел искать убежища в ваших государствах. ...Сударь, я не заслужил от вас милости и не прошу ее; но я счел нужным заявить вашему величеству, что нахожусь в вашей власти и что я желаю быть таковым. Ваше Величество может распоряжаться мной как угодно.
В неопределенный срок Фредерик, все еще участвующий в Семилетней войне, написал Киту:
Мы должны помочь этому бедному несчастному. Его единственное преступление заключается в том, что он придерживается странных мнений, которые считает хорошими. Я пошлю сто крон, из которых вы будете достаточно любезны, чтобы дать ему столько, сколько ему нужно. Думаю, он примет их в натуральном виде охотнее, чем наличными. Если бы мы не были в состоянии войны, если бы мы не были разорены, я бы построил ему скит с садом, где он мог бы жить так, как, я полагаю, жили наши первые отцы..... Я думаю, что бедный Руссо упустил свое призвание; он, очевидно, был рожден для того, чтобы стать знаменитым анкоритом, отцом-пустынником, прославленным своими аскезами и флагелляциями..... Я заключаю, что мораль вашего дикаря столь же чиста, сколь нелогичен его разум.15
Маришаль, о котором Руссо говорит как о худом, пожилом, рассеянном святом, прислал ему провизию, уголь и дрова и предложил "построить мне маленький домик". Жан-Жак воспринял это предложение как исходящее от Фредерика и отказался от него, но "с этого момента я так искренне привязался к нему, что заинтересовался его славой настолько, насколько до этого считал несправедливыми его успехи".16 I ноября, когда война уже близилась к концу, он написал Фредерику письмо с описанием задач мира:
SIRE:
Вы мой защитник и благодетель, и у меня сердце, созданное для благодарности; я хочу оправдаться перед вами, если смогу.
Ты хочешь дать мне хлеб; нет ли среди твоих подданных кого-нибудь, кто испытывал бы недостаток в нем?
Убери с глаз моих тот меч, что сверкает и ранит меня. ...Карьера королей твоего уровня велика, и ты еще далек от своего времени. Но время поджимает; не осталось ни одного мгновения, которое ты мог бы потерять. ...Можешь ли ты решиться умереть, не став величайшим из людей?
Если бы мне было позволено увидеть, как Фридрих Справедливый и Боязливый покроет наконец свои государства счастливым народом, чьим отцом он будет, то Жан-Жак Руссо, враг королей, пошел бы умирать от радости к подножию его трона.17
Фредерик ничего не ответил, но когда Кит отправился в Берлин, король сказал ему, что получил "ругань" от Руссо.18
Будучи уверенным, что у него есть дом, Жан-Жак послал за Терезой, чтобы она присоединилась к нему. Он не был уверен, что она приедет, так как "давно заметил, что ее привязанность становится все холоднее". Он приписывал это тому, что перестал вступать с ней в сексуальные отношения, поскольку "связь с женщинами вредила моему здоровью".19 Возможно, теперь она предпочла бы Париж Швейцарии. Но она приехала. Они встретились со слезами на глазах и с нетерпением ждали нескольких лет мира.
II. РУССО И АРХИЕПИСКОП
Следующие четыре года были для них самыми несчастливыми. Кальвинистское духовенство Невшателя публично осудило Руссо как еретика, а магистрат запретил продажу "Эмиля". Возможно, чтобы успокоить их, или искренне желая следовать наставлениям своего "викария", Руссо обратился к пастору в Мотьере с просьбой разрешить ему присоединиться к общине. (Он был принят, посещал богослужения и причащался "с волнением сердца, и глаза мои наполнились слезами умиления".20 Он дал волю насмешкам, приняв армянский костюм - меховой чепец, кафтан и пояс; длинное одеяние позволило ему скрыть последствия непроходимости мочи. В этом одеянии он посещал церковь и был в нем на приеме у лорда Кита, который не сделал никаких замечаний по этому поводу, кроме пожелания "салам алейкум". Он продолжал пополнять свой доход, копируя музыку; теперь он добавил рукоделие и научился плести кружева. "Как и женщины, я носил с собой подушку, когда наносил визиты или садился за работу у своей двери. ... Это позволяло мне без устали проводить время с соседками".21
Вероятно, примерно в это время (конец 1762 года) его издатели убедили его начать писать "Исповедь". Он отказался от авторства, но это
