популярностью и способствовали захвату и быстрому укреплению власти его партией на большей части территории старой империи. Критика большевистского лидера относительно достоверности результатов выборов в Учредительное собрание также имела под собой основания, и "триумфальное шествие советской власти" действительно имело место. Было сопротивление - со стороны Керенского и Краснова, Украинской Рады, атаманов Дутова и Семенова, добровольцев, Кокандской автономии, генерала Даубор-Мусницкого, Закавказского комиссариата и 6 000 офицеров-курсантов в Москве, которые более недели (с 26 октября по 2 ноября 1917 года) удерживали Кремль и Александровское военное училище под сильным обстрелом красногвардейцев. Но, за исключением последнего из этих очагов сопротивления, оппозиция большевикам изначально была разрозненной, слабой и, прежде всего, периферийной. Хотя (как показал впечатляющий крах власти в Сибири в мае-июне 1918 года) советское правительство не смогло пустить прочные корни в глубинке старой империи за те несколько месяцев, которые у него были до заключения Брест-Литовского договора, последующих демократической и белой контрреволюций и высадки союзных войск в Северной России, на Каспии и Дальнем Востоке, чтобы отторгнуть периферию, Москва смогла упрочить свой контроль над большей частью Европейской России. В августе 1918 года, когда фронты гражданской войны укрепились и война превратилась в противостояние правителей вполне определенных территорий, в пределах советской зоны - которую белые иногда называли "Совдепией", землей Советов (рабочих, крестьянских и солдатских) депутатов - оказались все или часть не менее тридцати губерний царской империи. На протяжении всех оставшихся гражданских войн большевикам так и не удалось вырваться из "пещеры Аладдина", которую Моудсли удачно назвал богатым хранилищем военной промышленности, арсеналов, персонала, запасов, и командно-коммуникационных сетей старой армии (десятки тысяч офицеров которой Троцкий под давлением или уговорами заставил вступить в Красную Армию, а также несметное количество военных врачей, ветеранов, техников, телеграфистов, инженеров, картографов, геодезистов и т.д.).). Более того, Красная зона, занимавшая почти миллион квадратных миль и имевшая население около 60 миллионов душ (больше, чем любая другая страна в Европе того времени), была гораздо более урбанизированной, индустриализованной и этнически однородной, чем периферийные земли, на которых базировались ее белые противники. Как заключил Эван Моудсли: "Завоевание и удержание контроля над этим центром в 1917-1918 годах стало решающим достижением [красных] в гражданской войне".
Не в последнюю очередь это означало, что, хотя большевики были ярыми противниками национализма и придерживались ярых интернационалистских взглядов, они могли позволить себе тактически грамотно действовать в "национальном вопросе", всегда превосходя в этом отношении белых (даже когда, как мы видели, местные большевики в Прибалтике и на Украине становились слишком рьяными централизаторами). Советское правительство, как правило, тянуло время, пока обстоятельства не позволяли ему вступить в завоевательные войны с нерусскими националистическими противниками, а иногда и выиграть их. Однако в этих войнах победа большевиков над действительно сильными противниками была обеспечена только в Украине и, в меньшей степени, в Закавказье и Средней Азии. Как правило, в пользу Москвы в этих победах сыграло то, что союзникам было отказано в поддержке их противников - в частности, в Киеве и Тифлисе (оба были запятнаны роковой "немецкой ориентацией" 1918 года), а также басмачей, к которым британцы относились с некоторым подозрением, опасаясь распространения радикального исламизма в Индии. Там, где союзники оказывали националистическим силам сколько-нибудь значительную поддержку (как в случае с возникшими прибалтийскими государствами и Польшей), она, как правило, оказывалась решающей, и "красной победе" приходилось ждать до Второй мировой войны. Странным случаем была Финляндия, завоевавшая свою независимость при помощи немецкой интервенции.
Конечно, и в самой Совдепии не все было гладко. Потеряв контроль над весьма продуктивной периферией старой империи, советская Москва оказалась в центре очень голодной и зачастую очень холодной зоны, поскольку от нее были отрезаны большинство продовольственных регионов бывшей империи (Украина, Северный Кавказ, Западная Сибирь), а также источники угля в Донбассе и на Урале, жизненно важных мазутов и промышленных смазок из окрестностей Грозного и Баку, хлопка-сырца из Средней Азии. Поэтому, как мы уже видели, популярность большевиков в 1917-18 годах была мимолетной, и с весны 1918 года до тактического отступления, о котором сигнализировал НЭП в 1921 году, советское правительство сталкивалось, в лучшем случае, с отсутствием энтузиазма среди рабочих и крестьян Совдепии, а в худшем - с открытыми восстаниями против него, кульминацией которых стали большевистско-крестьянские гражданские войны на большей части Советской России в 1920-21 годах и трагическое восстание моряков Кронштадта в феврале-марте 1921 года. Эти восстания, как правило, были скорее реакцией на мнимую (и реальную) большевистскую тиранию ("комиссарократию") и красный террор, чем на экономические трудности, но тирания и террор были средствами, к которым большевикам пришлось прибегнуть в условиях "военного коммунизма", чтобы направить на фронт зачастую отчаянно сокращающиеся ресурсы. Действительно, механизмы, разработанные большевиками в рамках вспомогательных служб Красной армии и в форме Совета рабочей и крестьянской обороны для направления ресурсов (как материальных, так и людских) на самые труднодоступные участки многочисленных красных фронтов, были одним из их самых впечатляющих достижений во время гражданской войны. Реввоенсовет Республики (и подчиненные ему органы) был еще одним превосходно работающим объединяющим центром командования и управления. Он никогда не разрабатывал грандиозной стратегии для революционной армии (которая, как мы знаем, ничего подобного не представляла) и обычно просто реагировал на события по мере их развития, но он обеспечивал целенаправленность и в целом давал возможность военным комиссарам влиять на жизнь и целеполагание Красной армии, особенно после уступок, сделанных на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 года, и последующего создания Политического управления (ПУР) Красной армии.
Конечно, белые никогда не разрабатывали ничего столь же сложного и эффективного. Но тогда у белых было гораздо меньше материальных (особенно промышленных), интеллектуальных и человеческих ресурсов. Более того, даже там, где ресурсы были доступны, в землях с небольшим количеством или полным отсутствием железных дорог или полезных водных путей для транспортировки заказов, людей или товаров, по сравнению с гораздо более богатой Красной зоной, такие поставки могли оказаться упрямо трудными для направления и распределения. В работах, посвященных гражданским войнам, часто упоминается контроль большевиков над сетью железных дорог, тянувшихся из Москвы, но в их распоряжении были и крупные реки Европейской России, в основном поднимавшиеся в центральной зоне и стекавшие на периферию, многие из которых были соединены каналами. Показательным контрастом здесь была относительная легкость и быстрота, с которой большевики смогли в июне 1918 года перебросить через систему Мариинского канала три торпедных катера с баз Балтийского флота на северо-западе России для формирования ядра мощной Волжской военной флотилии на Восточном фронте, в то время как морской министр Колчака адмирал М.И. Смирнов пытался
