class="p">
-
Когда я вернулся в офис, в конце осени - начале зимы, я посвятил все свое время изучению японского языка, изучению кандзи (маленьких, изначально китайских, пиктограмм, с помощью которых пишется японский язык) и рисованию картинок с Битлз.
Рисовать у меня получалось довольно хорошо. В какой-то момент младший сотрудник, который, видимо, не знал подробностей и истории моего длительного задержания, проходил мимо моего стола и заметил мою работу.
"Эй! Это действительно здорово! Это Ринго Старр, да?"
"Спасибо. Да, это так."
"Это действительно хорошо! Ты действительно хорош, чувак! Для чего это?"
"Я не совсем уверена, если честно... Думаю, может быть, что-то вроде... Творческого развития? Я пытаюсь сделать его похожим на эту фотографию".
И я показал ему исходную фотографию. Он выглядел немного смущенным.
"Да... но... Для чего он нужен? Как мы его используем?"
Я ничего не ответил. Меня тоже смутил этот вопрос, и мы разделили короткое, интимное, взаимное замешательство. Через некоторое время он начал кивать и медленно отступил.
-
Через несколько недель я начал понимать, что из-за отсутствия работы у меня появилось довольно много свободного времени, поэтому после совещания со всеми сотрудниками офиса, которые со мной общались, а это был не один человек, мы единогласно решили, что мне следует сократить рабочее время до одного-двух часов в день.
Я приходил около десяти и начинал заниматься или рисовать. Иногда мне приходили бумаги от адвокатов, которые я распечатывал на принтерах, расположенных неподалеку. Примерно в двенадцать я шел обедать, а потом сразу же отправлялся домой. Моим любимым местом для обеда была "Киканбу Карашиби Рамен" в Канда, где зарплатники в белых рубашках обильно потели, поедая безумно острый рамен в маленькой, прокуренной, тускло освещенной комнате, увешанной красными масками демонов. От острого рамена я очень уставал и был готов хорошенько вздремнуть.
Так я проработал еще несколько недель. По вечерам я ходил в разговорное кафе, а по выходным встречался с японской девушкой, которая работала официанткой в баре "Битлз" в Роппонги. Она была симпатичной и не говорила по-английски, а мой японский становился все лучше. Она приходила в мою большую корпоративную квартиру и садилась на пол, а не на диван. Однажды она обернулась и сказала мне: "Эй, как ты можешь позволить себе эту квартиру, если ты почти не работаешь?"
Постепенно я начал задумываться о том, что, возможно, нашел лучшую работу в мире.
16
В ДЕКАБРЕ 2013 года Кайл вызвал меня в свой кабинет. Я надеялась, что меня уволят, и это было бы высшей победой.
Кайл усадил меня на стул и улыбнулся. Такая замечательная улыбка для крысы.
"Как продвигается работа?" - спросил он.
"Да, это замечательно. Моя работа действительно замечательная. А как ваша?"
"Да, это хорошо. Да, это хорошо". Он перестал улыбаться. "Почему вы не подали заявку на благотворительный маршрут?"
"Благотворительный маршрут?"
"Да, благотворительный путь. Ицикл сказал, что вы хотите подать заявку".
"О! Благотворительный маршрут! Да, это правда. Я бы очень хотела подать заявку".
"Это очень мило, так почему же вы не подали заявление?"
"Ну, знаешь... у меня так много работы..."
"Что это за работа, Гэри, которой ты занимаешься?"
"Я не уверен, что вы поймете это, Кайл... Знаете, это очень креативно".
Он снова улыбнулся и повернулся к своему компьютеру. Он отправил мне документы на выезд.
-
Как вы можете себе представить, я был очень рад такому развитию событий. Дверь была рядом, нужно было только войти.
Но хотела ли я уехать?
Оглядываясь назад, я вижу, что моя ситуация была не слишком здоровой. Я не был, строго говоря, свободным человеком и постоянно находился в страхе, что на меня подадут в суд. Старшее руководство время от времени бросало на меня взгляды, и я, будучи благоразумным, должен был подчиниться и не смотреть в ответ.
Это причиняло мне боль, но, в общем-то, качество моей жизни было довольно высоким. У меня появилась первая японская девушка, мой японский шел полным ходом, я завел много друзей-полукровок в кафе для разговоров, и у меня был такой список ресторанов, что вы не поверите. К тому же, знаете ли, приближалось Рождество. Я решил дать этому время.
Японцы не очень любят Рождество: они путают Санту с человеком из KFC. Группа сумасшедших из разговорного кафе отправилась праздновать в караоке.
Я все еще не любила караоке. Вообще-то я не такой уж плохой певец, но раньше я очень стеснялся. Пожилой японец по имени Хироси, лет шестидесяти с гордой копной седых волос, усадил меня после того, как я спел свою песню.
"Знаете, в караоке неважно, хорошо вы поете или плохо. Главное, чтобы ваши гости хорошо провели время".
После этого караоке стало нравиться мне гораздо больше. Возможно, это тоже урок на всю жизнь.
В канун Нового года, в полночь, я с группой людей из кафе отправился в Ханазоно Дзиндзя, чтобы отдать дань уважения.
Отдавать дань уважения святыне в полночь в канун Нового года - японская традиция, и в холодную и темную пору образуются длинные-длинные очереди. Некоторые люди надевают традиционную одежду.
Старинное святилище Ханазоно Дзиндзя находится в Кабукичо - самом большом районе красных фонарей в Токио. Там находится район питейных заведений, Синдзюку Голден Гай, с крошечными барами для профессиональных пьяниц, а вокруг, во всех направлениях, - алкоголь, секс и отличная еда.
Именно в этих барах я выучил японский язык, особенно в моем любимом баре "Решение суда кенгуру", обшарпанном, обветшалом, но всегда теплом и гостеприимном. Когда я приходил туда, то всегда заказывал сёку с грейпфрутом. В конце концов грейпфрут заканчивался, и я постепенно добавлял в свои напитки все больше и больше шочу, пока грейпфрут не заканчивался совсем и хозяину приходилось бежать в 7-Eleven, чтобы купить еще.
Мы долго стояли в очереди в Hanazono Jinja, я и мои друзья-полукровки из кафе. Обычно японцы встречают Новый год в кругу семьи, так что все мы там, в "Дзиндзя", были одинаковы в эту ночь: холодные люди без семей.
Я добрался до входа. Я бросил маленькую золотую монетку в пять иен в маленький деревянный ящик, и она несколько раз подпрыгнула, прежде чем проскользнуть внутрь. Металл по дереву. Я схватил толстую, тяжелую веревку, потряс ее, и колокол зазвонил со звонким, дребезжащим звуком. Я поклонился, дважды, я похлопал, дважды, я ждал. Внезапно, в этот момент, я почувствовал, как холодный воздух снова вошел в мои легкие. Холодный, влажный, полуночный воздух. Но на этот раз он не обжигал меня.
