львов или тигров для устрашения подданных и послов.
Когда арабы завоевали Сирию, это были еще полуварварские племена, безрассудно храбрые, жестокие, чувственные, страстные, суеверные и скептически настроенные. Ислам смягчил некоторые из этих качеств, но большинство из них сохранилось. Возможно, жестокости халифов в целом были не хуже, чем у современных христианских королей, византийских, меровингских или норвежских; но они были позором для любой цивилизации. В 717 году Сулейман, совершавший паломничество в Мекку, предложил своим придворным испытать свои мечи на 400 греках, недавно захваченных в плен на войне; приглашение было принято, и 400 человек были обезглавлены в веселом спорте, пока халиф смотрел на это.69 Аль-Мутаваккиль, возведенный на престол, бросил в тюрьму визиря, который за несколько лет до этого обращался с ним с оскорблениями; в течение нескольких недель пленнику не давали спать до умопомрачения, затем ему разрешили спать в течение двадцати четырех часов; окрепшего, его положили между досками, утыканными шипами, которые не позволяли ему двигаться без самокалечения; так он пролежал в агонии несколько дней, пока не умер.70 Такая дикость, конечно, была исключительной; обычно мусульманин был душой вежливости, гуманности и терпимости. Он был, если можно так охарактеризовать мифического среднего человека, быстр в понимании и сообразителен, возбудим и ленив, легко весел и жизнерадостен, находил удовлетворение в простоте, спокойно переносил несчастья, принимал все события с терпением, достоинством и гордостью. Отправляясь в дальний путь, мусульманин брал с собой погребальное белье, готовый в любой момент встретиться с Великим Падальщиком; одолеваемый в пустыне усталостью или болезнью, он просил остальных идти дальше, совершал последнее омовение, выкапывал яму для могилы, заворачивался в свою накидку, ложился в траншею и ждал прихода смерти и естественного погребения под раздуваемыми ветром песками.71
IV. ПРАВИТЕЛЬСТВО
Теоретически, в поколении после Мухаммеда ислам был демократической республикой в античном смысле: все свободные взрослые мужчины должны были участвовать в выборе правителя и определении политики. На самом деле командующего верующими выбирала и определяла политику небольшая группа знатных людей в Медине. Этого следовало ожидать: поскольку люди по своей природе неравны по уму и щепетильности, демократия в лучшем случае должна быть относительной, а в общинах с плохой связью и ограниченным образованием неизбежна та или иная форма олигархии. Поскольку война и демократия - враги, распространение ислама способствовало единоличному правлению; единоначалие и быстрота принятия решений были необходимы для военной и империалистической политики. При Омейядах власть стала откровенно монархической, а халифат передавался по наследству или по испытанию оружием.
Теоретически халифат был религиозной, а не политической должностью; халиф был прежде всего главой религиозной группы, ислама, и его главной обязанностью была защита веры; теоретически халифат был теократией, правлением Бога через религию. Однако халиф не был папой или священником и не мог издавать новые постановления о вере. На практике он обладал почти абсолютной властью, ограниченной ни парламентом, ни наследственной аристократией, ни священством, а только Кораном, который его платные падишахи могли толковать по его желанию. При этом деспотизме существовала определенная демократия возможностей: любой человек мог занять высокий пост, если только оба его родителя не были рабами.
Арабы, осознав, что завоевали упадочные, но хорошо организованные общества, переняли в Сирии византийскую, в Персии - сасанидскую административную систему; по сути, старый порядок жизни на Ближнем Востоке сохранился, и даже эллинско-ориентальная культура, преодолев языковой барьер, возродилась в мусульманской науке и философии. При Аббасидах сформировалась сложная система центрального, провинциального и местного управления, управляемая бюрократией, которая почти не страдала от царских убийств и дворцовых революций. Во главе административной структуры стоял хаджиб или камергер, который в теории просто управлял церемониями, но на практике накапливал власть, контролируя вход к халифу. Следующим по рангу, но (после Мансура) превосходящим по власти, был визирь, который назначал и контролировал чиновников правительства, а также определял политику государства. Ведущими бюро были бюро налогов, счетов, корреспонденции, полиции, почты, а также департамент жалоб, который становился апелляционным судом по судебным или административным решениям. Рядом с армией в глазах халифа находилось бюро доходов; здесь подражали всепроникающей настойчивости византийских сборщиков налогов, и из экономики страны выкачивались огромные суммы на содержание правительства и правителей. Годовой доход халифата при Харуне аль-Рашиде превышал 530 000 000 дирхемов (42 400 000 долларов) в деньгах, к которым добавлялись теперь уже неисчислимые налоги в натуральном выражении.72 Государственного долга не было; напротив, в 786 году в казне оставалось 900 000 000 дирхемов.
Государственная почта, как и при персах и римлянах, обслуживала только правительство и очень важных персон; главным ее назначением была передача разведданных и директив между провинциями и столицей, но она также служила средством шпионажа визиря за местными офицерами. Система выпускала маршрутные листы, доступные купцам и паломникам, в которых указывались названия различных станций и расстояния между ними; эти маршруты легли в основу арабской географии. Голуби были обучены и использовались в качестве разносчиков писем - первое такое использование, известное истории (837 г.). Дополнительную "разведывательную информацию" предоставляли путешественники и купцы, а в Багдаде 1700 "пожилых женщин" служили шпионами. Однако никакая слежка не могла умерить восточно-окцидентальный аппетит к "наживе" или "привилегиям". Губернаторы провинций, как и во времена Римской империи, ожидали, что пребывание в должности возместит им расходы на подъем и невзгоды, связанные с их происхождением. Время от времени халифы заставляли их избавиться от своих накоплений или продавали это право на вымогательство вновь назначенному правительству; так, Юсуф ибн Омар вытребовал 76 000 000 дирхемов от своих предшественников в правительстве Ирака. Судьям хорошо платили, но и они могли попасть под влияние щедрых; Мухаммед (гласит предание) был убежден, что из трех судей по крайней мере двое попадут в ад.73
Закон, по которому управлялось великое царство, претендовал на то, чтобы вытекать из Корана. В исламе, как и в иудаизме, закон и религия были едины; каждое преступление было грехом, каждый грех - преступлением, а юриспруденция - отраслью теологии. По мере того как завоевания расширяли сферу действия и обязанности импровизированного законодательства Мухаммеда и озадачивали его случаями, не предусмотренными Кораном, мусульманские юристы изобретали традиции, которые косвенно или явно удовлетворяли их потребности; таким образом, хадисы стали вторым источником магометанского права. По странному, но неоднократному совпадению эти полезные традиции перекликались с принципами и суждениями римского и византийского права, а также с Мишной и Гемарой иудеев.74 Растущая масса и сложность правовых традиций дала поддержку и высокий статус юридической профессии в исламе; юристы (факихи), которые излагали или применяли закон, приобрели к десятому веку почти власть и святость священнического сословия. Как и во
