Я считаю, что одним из главных источников нашего согласия является то, что ни он, ни я не спорим, чего нельзя сказать ни об одном из них. Они также недовольны им, потому что считают, что он перегибает палку в религии; и действительно, примечательно, что философ этого века, который подвергается наибольшим гонениям, является, безусловно, самым набожным.107 ...Он тяготеет к Библии и, в сущности, немногим лучше христианина".108
Но были и трудности. Как и в Париже, так и в Лондоне, лорды, леди, писатели, простолюдины стекались в дом миссис Адамс на Букингем-стрит, где Руссо поселился у Хьюма. Вскоре он устал от этих забот и попросил Юма найти ему дом подальше от Лондона. Ему предложили поселиться в валлийском монастыре; он хотел принять предложение, но Хьюм убедил его поселиться у бакалейщика в Чизвике на Темзе, в шести милях от Лондона. Туда Руссо и Султан переехали 28 января. Теперь он послал за Терезой и потревожил хозяина и Хьюма, настаивая на том, чтобы ей разрешили сидеть с ним за столом. Хьюм пожаловался на это в письме к мадам де Буфлер:
Мсье де Люзе... говорит, что она злая, ссорящаяся и болтливая и считается главной причиной его отъезда из Невшателя [Мотье]. Сам он признает ее настолько тупой, что она никогда не знает, в каком году Господнем она находится, в каком месяце года, в какой день месяца или недели; и что она никогда не может узнать, какова стоимость денег в той или иной стране. И все же она управляет им так же безусловно, как няня - ребенком. В ее отсутствие его собака обрела это превосходство. Его привязанность к этому существу не поддается никакому выражению и представлению.109
Тем временем Тереза приехала в Париж. Босуэлл встретил ее там и предложил сопровождать в Англию. 12 февраля Хьюм написал мадам де Бюффлер: "Ко мне пришло письмо, из которого я узнал, что мадемуазель отправляется в путь в компании моего друга, молодого джентльмена, очень добродушного, очень приятного и очень сумасшедшего. ...У него такая ярость к литературе, что я боюсь какого-нибудь события, рокового для чести нашего друга".110 Босуэлл утверждал, что это предчувствие оправдалось. Согласно страницам, ныне уничтоженным,111 в своем дневнике, он делил одну постель с Терезой в гостинице во вторую ночь после отъезда из Парижа и несколько ночей после этого. Они добрались до Дувра рано утром 11 февраля. Дневник продолжает: "Среда, 12 февраля: Вчера утром лег спать очень рано, и сделал это один раз; всего тринадцать. Был очень ласков с ней. В два [часа] отправился в полет". Вечером того же дня он отвез Терезу к Хьюму в Лондон, пообещав ей "не упоминать об этом романе до ее смерти или смерти философа". Тринадцатого числа он "передал ее" Руссо. "Quanta oscula. Он казался таким старым и слабым, что вы [Босуэлл] больше не испытывали к нему энтузиазма".112 Естественно.
В Чизвике, как и в Мотьере, Руссо получал больше почты, чем хотел, и жаловался на почтовые расходы, которые ему приходилось платить. Однажды, когда Хьюм принес ему "груз" из Лондона, он отказался его взять и велел вернуть на почту. Хьюм предупредил его, что в этом случае почтовые чиновники вскроют отвергнутую почту и узнают его секреты. Терпеливый шотландец предложил вскрывать всю корреспонденцию Руссо, которая приходит в Лондон, и приносить ему только то, что покажется важным. Жан-Жак согласился, но вскоре заподозрил Хьюма в том, что тот подделывает его почту.
Приглашения на ужин, обычно с участием мадемуазель Левассер, поступали от знатных особ Лондона; Руссо отказывался от них по причине плохого самочувствия, но, скорее всего, потому, что не хотел раскрывать Терезу в высшем свете. Он неоднократно выражал желание удалиться в деревню. Услышав об этом от Гаррика, Ричард Дэвенпорт предложил ему дом в Вуттоне в Дербишире, в 150 милях от Лондона. Руссо с радостью согласился. Давенпорт прислал карету, чтобы перевезти его и Терезу; Руссо жаловался, что с ним обращаются как с нищим, и добавил Хьюму: "Если это действительно уловка Давенпорта, вы с ней знакомы и согласны на нее, и вы не могли бы причинить мне большего неудовольствия". Час спустя (по словам Хьюма),
Он внезапно сел ко мне на колени, обвил руками мою шею, поцеловал меня с величайшей теплотой и, оросив все мое лицо слезами, воскликнул: "Возможно ли, чтобы вы когда-нибудь простили меня, дорогой друг? После всех свидетельств моей привязанности, которые я получил от вас, я, наконец, награждаю вас этой глупостью и дурным поведением. Но, несмотря на это, у меня есть сердце, достойное вашей дружбы; я люблю вас, я уважаю вас, и ни один случай вашей доброты не пропал для меня даром". ...Я целовала и обнимала его двадцать раз, обильно обливаясь слезами".113
На следующий день, 22 марта, Жан-Жак и Тереза отправились в Вуттон, и больше Хьюм их не видел. Вскоре после этого Хьюм написал Хью Блэру проницательный анализ состояния и характера Руссо:
Он отчаянно решил броситься в это одиночество, несмотря на все мои уговоры; и я предвижу, что он будет несчастлив в этой ситуации, как, впрочем, всегда и во всех ситуациях. Он будет совершенно лишен занятий, компании и почти без развлечений. Он очень мало читал в течение своей жизни, а теперь и вовсе отказался от чтения; он очень мало видел, и у него нет ни малейшего любопытства видеть или замечать; ...у него, в сущности, не так уж много знаний. В течение всей своей жизни он только чувствовал; и в этом отношении его чувствительность достигает такого уровня, какого я не видел ни в одном примере, но все же она дает ему более острое ощущение боли, чем удовольствия. Он похож на человека, с которого сняли не только одежду, но и кожу, и в таком виде выставили на бой с грубыми и бурными стихиями, вечно тревожащими этот нижний мир".114
Руссо и Тереза прибыли в Вуттон 29 марта. Поначалу он был очень доволен своим новым домом. Он описал его в письме к другу в Невшатель: "Одинокий дом, ... не очень большой, но очень подходящий, построенный на полпути вверх по склону долины"; перед ним "прекраснейшая лужайка во вселенной", пейзаж из "лугов, деревьев или разбросанных ферм", а неподалеку - приятные прогулки вдоль ручья. "В самую плохую погоду в мире я спокойно занимаюсь ботаникой".115 Давенпорты занимали часть дома во время своих нечастых визитов сюда по адресу , а их слуги оставались, чтобы заботиться о философе и его "экономке".
