ответа на обвинения в ереси; он умолял освободить его: "Для меня было бы невозможно, несмотря на всю мою добрую волю, терпеть долгое сидение".84-что было до боли правдиво. Его собственный пастор ополчился против него и в публичных проповедях обличал его как антихриста.85 Нападки священнослужителей привели в ярость их прихожан; некоторые жители деревни стали забрасывать Руссо камнями, когда он выходил на прогулку. Около полуночи с 6 на 7 сентября он и Тереза были разбужены камнями, которые били по стенам и разбивали окна; один большой камень пролетел сквозь стекло и упал к его ногам. Сосед - деревенский чиновник - вызвал на помощь несколько стражников; толпа рассеялась, но оставшиеся в Мотье друзья Руссо посоветовали ему покинуть город.
Ему несколько раз предлагали убежище, "но я был так привязан к Швейцарии, что не мог решиться покинуть ее, пока там можно было жить".86 За год до этого он посетил крошечный остров Сен-Пьер посреди Бьеннского озера; на острове был всего один дом - дом смотрителя; здесь, думал Руссо, было идеальное место для непопулярного любителя уединения. Остров находился в кантоне Берн, который изгнал его два года назад, но он получил неофициальные заверения, что может переехать на остров, не опасаясь ареста.87
И вот, примерно в середине сентября 1765 года, после двадцати шести месяцев пребывания в Мотье, они с Терезой покинули ставший им родным дом и отправились жить к семье смотрителя в место, настолько уединенное, что "ни жители, ни церковники не могут его беспокоить".88 "Я думал, что на этом острове я буду более отделен от людей... и скорее забыт человечеством".89 Чтобы покрыть свои расходы, он предоставил типографу Дю Пейру право публиковать все свои работы, "и сделал его хранителем всех моих бумаг, с явным условием не пользоваться ими до самой моей смерти, имея в виду тихо закончить свои дни, не делая ничего, что могло бы вновь привлечь ко мне внимание публики".90 Маришаль Кит предложил ему аннуитет в двенадцать сотен ливров; он согласился взять половину. Другую сумму он выделил для Терезы. Он поселился с ней на острове, не ожидая от жизни ничего другого. Ему было уже пятьдесят три года.
Тринадцать лет спустя - в последний год своей жизни - он написал одну из лучших своих книг, Rêveries d'un promeneur solitaire. В ней со сдержанным красноречием описано его существование на острове Святого Петра. "Восхитительное безделье было первым и главным наслаждением, которое я желал вкусить во всей его сладости".91 Мы уже видели, как он восхищался Линнеем; теперь, взяв в руки одну из книг шведского ботаника, он начал перечислять и изучать растения на своем маленьком участке. Или в погожие дни, как Торо на Уолденском пруду,
Когда вода успокаивалась, я в одиночестве садился в лодку, которую греб на середину озера. Там, вытянувшись во весь рост в лодке, устремив глаза к небу, я позволял себе медленно бродить по воле воды, иногда по нескольку часов, погружаясь в тысячу восхитительных грез".92
Даже на этих водах он не мог долго отдыхать. 17 октября 1765 года Бернский сенат приказал ему покинуть остров и кантон в течение пятнадцати дней. Он был обескуражен и ошеломлен. "Меры, которые я предпринял, чтобы заручиться молчаливым согласием правительства, спокойствие, с которым я остался, чтобы обустроить свое жилище, визиты нескольких людей из Берна", заставили его поверить, что теперь он в безопасности от преследований и нападок. Он умолял Сенат дать ему объяснения и отсрочку и предлагал отчаянную альтернативу изгнанию:
Я вижу только один выход, и каким бы страшным он ни казался, я приму его не только без отвращения, но и с готовностью, если их превосходительства соизволят на это согласиться. Им будет угодно, чтобы я провел остаток своих дней в тюрьме в одном из их замков или в другом месте их владений, которое они сочтут нужным выбрать. Я буду жить там за свой счет и дам гарантию, что никогда не потребую от них никаких затрат. Я согласен остаться без бумаги и пера, без каких-либо сообщений извне. ...Только позвольте мне сохранить несколько книг, свободу изредка гулять в саду, и я буду доволен".
Неужели его разум начал разрушаться? Он уверяет нас в обратном:
Не думайте, что столь жестокая на вид мера - плод отчаяния. В данный момент мой разум совершенно спокоен. У меня было время все обдумать, и только после глубоких размышлений я пришел к этому решению. Запомните, молю вас, что если это решение кажется необычным, то мое положение еще более необычно. Рассеянная жизнь, которую я вынужден вести в течение нескольких лет без перерыва, была бы ужасна для человека в полном здравии; подумайте, каково это для несчастного инвалида, измученного усталостью и несчастьями, у которого теперь нет иного желания, кроме как умереть в мире.93
Ответом из Берна был приказ покинуть остров и всю бернскую территорию в течение двадцати четырех часов.94
Куда же ему отправиться? У него были приглашения в Потсдам от Фредерика, на Корсику от Паоли, в Лотарингию от Сен-Ламбера, в Амстердам от издателя Рея и в Англию от Дэвида Хьюма. 22 октября Хьюм, в то время секретарь британского посольства в Париже, написал Руссо:
Ваши необычные и неслыханные несчастья, независимо от вашей добродетели и гения, должны заинтересовать чувства каждого человека в вашу пользу; но я льщу себя, что в Англии вы могли бы найти абсолютную безопасность от любых преследований, не только благодаря терпимому духу наших законов, но и благодаря уважению, которое все там испытывают к вашей личности.95
29 октября Руссо покинул остров Сен-Пьер. Он договорился с Терезой, чтобы она пока оставалась в Швейцарии, а сам отправился в Страсбург. Там он пробыл целый месяц, колеблясь. Наконец он решил принять приглашение Хьюма в Англию. Французское правительство выдало ему паспорт для приезда в Париж. Там Хьюм впервые встретился с ним и вскоре полюбил его. Весь Париж говорил о возвращении изгнанника. "Невозможно, - писал Юм, - выразить или представить себе энтузиазм этой нации в пользу Руссо. ... Ни один человек никогда так не наслаждался своим вниманием..... Вольтер и все остальные совершенно затмились".96
Новая дружба была порочна с самого своего рождения. Здесь трудно точно установить факты или беспристрастно сообщить о них. 1 января 1766 года Гримм отправил своим клиентам следующее сообщение:
Жан-Жак Руссо въехал в Париж 17 декабря. На следующий день он прогуливался в Люксембургском саду в своем армянском костюме ; поскольку никто не был предупрежден, никто не получил
